— Да, — согласился Симон, — сыро.
— Ты не романтик, Симон. Где твои тонкие чувства?
Голоса разбредшихся по лесу людей перекликались, вспугивая птиц на гнездах.
— Что с ней может быть, как ты думаешь? — сапоги Гидеона топтали нежные, закрученные в улитку ростки папоротников.
— Ближайшая деревня часах в шести пешего» пути отсюда. Может, Винер прав — девица с кем-то убежала… Приглянулся какой-нибудь ладный парубок…
— Почему же тогда ее ищут в лесу?
— Бабка сказала.
— Ах, бабка!
— Они ей верят. Она у них, вроде, духовидица…
— Вот видишь!
— Что я, собственно, должен видеть?
— Существует тонкий мир, помимо нашего. Эфирные материи, все такое… Эй, что это там?
Помимо воли его рука потянулась к висящему на поясе лучевику. Симон придержал его за локоть. Кусты расступились, и угловатая фигурка в потрепанном зипуне преградила им дорогу.
— Можно, я с вами пойду? — спросил Зденко.
— Валяй! — с готовностью пригласил Гидеон.
— Нет, погоди, — Симон строго поглядел на мальчишку. — Взрослые знают, что ты здесь?
— Еще бы им не знать… Кто коня чистил? Михей велел ему хвост подвязать, чтобы в репейнике не путался, а конь этот такая сволочь — чуть копытом мне в морду не заехал…
— Ладно, — согласился Симон, — только держись поближе. Не хватало еще, чтобы ты пропал.
— Я-то не пропаду…
— Что с Ядвигой случилось, как ты думаешь? — спросил Гидеон.
— А кто его знает? Шалая она девка, Ядвига. И чего это старая Урсула шум подняла? А правда, вы ее к жизни вернули?
— К жизни, — сурово произнес Симон, — никого вернуть невозможно. Можно немножко подлечить.
— То ли благодарна она вам, то ли нет — не пойму… Странная она, бабка. Может, она думает, что Ядвига с нечистью какой спуталась… Тут у нас полным-полно нечисти.
— Да уж, — пробормотал Гидеон, брезгливо стряхивая с рукава птичий помет, — так и шастает…
— И чего зубы скалить, — обиделся мальчик, — каждый вам скажет — вот, к примеру, потоплец — он в омуте живет, мавки тоже, шишимора — на дворе, большак в доме, в подпечье, банник — в бане.
— Еще и банник? — ужаснулся Гидеон.
— Ну да. Пять человек могут мыться, шестой всегда банник. Шестой пар — ему. А если кто вместо него в баню влезет, на того банник может удушье наслать, а то и удар хватить может. Он баб за титьки трогает, банник, и еще за всякие места. Если теплой рукой схватит — хорошо, а если холодная рука — не будет бабе счастья…
— Сам-то ты его видел?
— Кто же его видит? Но баб лапает.
Гидеон уже открыл рот, но Симон схватил его за плечо.
— Вон тот склон, дальний — показалось мне, или там шевельнулось что-то…
Гидеон поднес к глазам висящий на ремне бинокль.
— Верно, там что-то есть. Погляди.
Симон взял у него бинокль.
Мир сразу стал сумеречным, стволы деревьев выплывали из него точно призраки, контуры ветвей были размыты и там, в кустах, копошилось что-то одновременно смутное и яркое.
— Человек? — неуверенно спросил Симон.
— Кто его знает, — Гидеон вздохнул, — пошли, посмотрим. Держись позади, малый.
Они начали острожно продвигаться, оскальзываясь на мощных узловатых корнях, отполированных бесчисленными дождями и талыми водами — сотни и сотни дождливых весен.
Симон сжимал в руке лучевик — вроде, и не собирался пускать его в ход, но весомость оружия придавала ему уверенность.
Теперь уже не нужен был бинокль, чтобы увидеть — кусты шевелились, там, в самой гуще, скрывалось что-то большое, пока еще плохо различимое.
Гидеон сказал:
— О, Господи!
Кусты раздвинулись, и гибкое серое тело скользнуло вперед. Огромный волк, припав на передние лапы, смотрел на них спокойными желтыми глазами. Ноздри его шевелились, втягивая воздух, потом он вздернул голову, коротко завыл и, скользнув прочь, затерялся в густом подлеске.
— Пустельник! — пробормотал мальчик.
— Ты о чем?
Мальчик сделал охранительный знак.
— Кто его знает, зверь это или оборотень? Вон, смотрел прямо в глаза, зараза!
— Там еще что-то есть, — тихонько сказал Гидеон.
Теперь и Симон видел — что-то белое, неподвижное проглядывало сквозь путаницу веток.
— Зденко, — сказал он, — подожди здесь, ладно?
— Я один не останусь, — мрачно возразил мальчик. — Страх-то какой…
— Побудь с ним, Гидеон.
Симон начал продвигаться вперед, сжимая в руке лучевик. И лишь когда подошел совсем близко, понял, что оружие ему не понадобится.
Девушка лежала, глядя в серое небо — руки раскинуты, шея неестественно вывернута, подол хол-щевой юбки задран… Он наклонился, движением ладони закрыл ей глаза, потом поднял на руки — босая ножка беспомощно болталась, — и понес девушку к остальным.
— Ядзя! — прошептал Зденко. Гидеон отстранил его.
— Ни к чему тебе смотреть на это, парень.
Но Зденко не отрывал от неподвижного тела расширенных глаз.
— Какая она-белая… — прошептал он.
— Не понимаю, — Гидеон был потрясен не меньше мальчика. — Почему? Зачем?
— Это волколак, — по-прежнему шепотом произнес мальчик, — пустельник… выпил из нее всю кровь. Смотрите…
На белой круглой шее синели два отчетливых пятна — крохотные обескровленные ранки…
— Это не волчьи зубы… Это он… Ой-ей-ей, бабка права была… ой, что делается…
— Помолчи, ладно? — пропросил Симон. — Ступай к своим, скажи, что мы нашли ее… Впрочем, нет — идите вдвоем, я подожду тут.
Он положил девушку на землю, пристроив ее между корнями огромной ели — казалось, она спит, свесив русую голову на бок.
— Возьми лучевик, Гидеон. Мало ли что… Сам он устроился рядом, охватив руками колени. «Мы же могли и вовсе не взять оружия, — подумал Симон, — если бы не традиция… А теперь, похоже, без него не обойдешься. Надо подумать — может, Винеру удастся приспособить инжекторы; те, вроде, могут выстреливать снотворными ампулами. Хоть какая защита. Паршиво все получилось — деревенские и так напуганы, а тут еще и это… Но что же могло случиться? Что бы там не плел перепуганный Зденко, наверняка девушку задрал волк — но почему только две ранки? Да еще такие аккуратные… И крови нет, что правда, то правда… И потом — что могло заставить девушку, какой бы пустоголовой она ни была, отправиться ночью в лес, да еще в эту их Хромую неделю, когда все и носа-то за порог высунуть боятся?»