— Не знаю, — сказал Симон, — не знаю… Она тихо проговорила, обращаясь скорее к себе, чем к нему:
— Он был такой… доверчивый… «Да, — подумал он, — это, пожалуй, верное слово».
— Это все из-за них, — она поглядела на него исподлобья, — из-за этих…
— Вовсе нет, — возразил он, — чтобы додуматься до такого, не надо было ходить в деревню. Достаточно было просто порыться в архивах.
Она, казалось, не слышала.
— Я их ненавижу, — мрачно сказала она. — Они… уничтожают нас. Разве ты не чувствуешь?
— Скорее, наоборот. Это мы несем для них опасность. Нам нужно быть осторожней, Наташа.
— Все из-за нее, — подбородок ее дрогнул, — все из-за этой девки!
— Ядзи? — удивился он. — Опомнись, ее уж нет давно. Она пострадала первой.
— Все равно, — упрямо сказала она, — все равно. Это… неправильные люди… Он был прав, Винер.
Симон покачал головой.
— Нет, — сказал он и осторожно вышел, оставив ее стоять посреди пустой комнаты.
* * *
Тропу к деревне пересекала свежая полоса вывороченной земли — чтобы подойти к воротам, ему пришлось пересечь ее. Полоса тянулась в обе стороны, сколько хватало глаз, опоясывая деревню с наружной стороны ограды; полоса была широкая, и когда он подошел к калитке, ноги его были измазаны по щиколотку. Между спутанными корнями запаханной травы копошились жирные дождевые черви.
Улица была пуста; одна-единственная встреченная им женщина, несшая коромысло с ведрами, отпрянула в сторону так резко, что вода из ведер выплеснулась на дорогу.
Старуха по-прежнему стояла на крыльце — казалось, она так и не уходила оттуда с тех пор, как он прошел по ведущей к дому тропинке вслед за Михеем с его скорбной ношей.
Ее невидящий взгляд был направлен куда-то вдаль, но, заслышав шаги, она медленно повернула голову.
— Это ты, чужеземец?
Он опустил на крыльцо тяжело нагруженный мешок.
— Я тут принес…
— Лучше бы ты не приходил, — сурово сказала старуха. — Лучше бы вы все тут не появлялись.
— Мы скоро уходим, — ответил он, — все.
— Хорошо.
— Я могу зайти в дом?
— Нет.
— Прежде, чем мы уйдем, — сказал он, — я хотел бы спросить… Тогда, ночью, я кое-что видел. Там, в небе, над лесом…
— А! — старуха скорбно поджала губы. — Тебе они тоже показались!
— Кто это?
— Я же говорила — андры.
— Это люди? Или нелюди?
— Просто андры. Глазастые. Хотели посмотреть, что происходит. Они всегда смотрят, если что-то случается.
— Вмешиваются?
— О нет! Зачем? Просто смотрят.
Из глубины дома раздались тяжелые шаги, и на пороге появился староста. Поставив на пол бадью с кормом для свиней, он мрачно уставился на Симона.
Подойти ближе он то ли побоялся, то ли побрезговал.
— Я хотел… — начал было Симон, но Михей оборвал его.
— Шел бы ты отсюда, парень. Нечего тебе здесь делать. Это все из-за вас, все ваших рук дело — пока вы не появились, все было спокойно. Мы никого не трогали, нас никто не трогал.
«Паршиво, — подумал Симон, — он по сути прав. И еще хуже то, что мы не можем уйти. По крайней мере так, не узнав ничего. Теперь он боится меня — попробуем это использовать. Но все равно гнусно».
Стараясь говорить как можно тверже, он ответил:
— Мы скоро уходим.
— Вы пришли, вы ушли… А кто вернет мне Ядзю?
— Он ищет андров, — сказала старуха. Староста сплюнул через левое плечо.
— Кому нужна нелюдь? — проговорил он брезгливо. — Только нелюди. Что ж, может вы и столкуетесь…
— О, нет! — старуха покачала головой. — Они не столкуются. Лучше уходи отсюда, чужеземец. И поскорее.
— Прошу вас, — умоляюще произнес Симон, — помогите… Это дело жизни и смерти… И, сменив тон, добавил:
— Не хочу навлекать на вас лишние беды… Помогите, и мы уйдем.
Староста по-прежнему топтался на пороге. В глазах его загорелся мрачный огонек.
— Их можно приманить, — сказал он наконец, — ты об этом знал?
— Михей! — предостерегающе произнесла старуха.
— Приманить? — переспросил Симон. — Как?
— Это уж наша забота. Что дадите?
— Что попросите.
Староста оживился.
— Когда я пришел к вам за лемехом, там еще много чего было.
— Ладно.
— Мне нужно все. Иначе и затевать не стоит. «Когда мы будем сниматься с места, нам это барахло не понадобится, — подумал Симон. — И маловероятно, чтобы оно понадобилось андрам, кем бы они ни были. Конечно, нужно будет еще уговорить Коменски, но у него нет выхода. У всех у нас нет выхода»…
— Хорошо, — сказал он, — когда?
— Завтра, — сказал староста, — приходите завтра. И привозите вашу виру. Вам нужна телега?
— Нет, у нас своя.
— Хорошо. А то мои люди боятся к вам ходить.
— Я приду завтра, — сказал Симон.
— Все приходите. Они покажутся только всем. «Нужно будет наладить камеру, — подумал Симон. — И связаться с Лагранжем — пусть выпустит своего Наблюдателя».
— Не делай этого, чужеземец, — сказала старуха.
— Так что? — спросил у нее из-за спины Михей.
— Ладно, — ответил Симон. — Ладно.
* * *
— Слышал? — Симон подкрутил верньер. Но это не помогло. По экрану ползли помехи.
— Да, — неохотно ответил Улисс, — уже слышал. Мы делаем все, что можем. Что еще?
— Диана здесь?
— Занимается с новенькими.
— Эти ваши… чингачгуки?
— Да. Мы расширили программу. Может быть успеем.
— Послушай, Улисс, я бы хотел поговорить с той девчонкой. Помнишь, ты мне рассказывал… Это можно устроить?
Улисс покачал головой.
— Она больше здесь не бывает.
— С ней-то что?
— Внутренний конфликт. Ты понимаешь… мы торопимся. Эти, вроде, все усваивают быстрее, а наши соседи отпускали к нам только ее, да и то с неохотой. В общем, мы решили форсировать события и спровоцировали потасовку. Еле уняли. Но теперь она сюда ни ногой.
— Жаль.
— Да уж. И девчушку жалко. Диана очень огорчена. Очень. Она неплохо с ней ладила.
— Никогда не думал, что Диана способна к кому-то привязаться.
— Я тоже.