Я засияла тульским самоваром, и мы пошли в кухню пить чай. Некоторый беспорядок говорил о том, что женщины скорее всего в доме нет. Так оно и оказалось: женщины, точнее, одна, трижды в неделю приходила наводить порядок, зато по дому слонялись два охранника, проницательный с веранды и еще один, этого я не видела, а только слышала.
Владимир Иванович включил чайник, а я устроилась за большим столом, забравшись на стул с ногами и вроде бы этого не заметив. В общем, усиленно изображала великовозрастное чадо, которое малость подзадержалось в детстве.
— Кто учил играть? — спросил Владимир Иванович.
— Папа, — с легкой грустью ответила я. — Только папа умер, а Леонид Андреевич шахматы не любит, играет редко. А я не люблю телевизор. В общем, или читаю, или играю сама с собой.
— Значит, отдыхаешь? Для каникул вроде бы рановато…
«Может, он думает, что я учусь в школе?» Это меня озадачило. Чай был душистый, с листьями брусники, и варенье тоже брусничное. Я съела его целую вазочку, а потом покраснела.
— Не стесняйся, — улыбнулся Владимир Иванович. — Варенье, слава Богу, есть.
Мы вернулись на веранду и продолжили борьбу. Владимир Иванович хмурился, а я гадала, что лучше: выиграть или проиграть, и в конце концов выиграла.
— Молодец, — покачал он головой. — Честно сказать, не ожидал.
— У вас трудно выиграть, — в ответ похвалила я, собирая фигурки.
— Давай завтра сыграем, — предложил он. — С утра я свободен, часиков в десять, а? Или для тебя рано?
— Нет, я в семь встаю. Можно я вам номер телефона оставлю, вы позвоните, и я приду, вдруг у вас планы переменятся?
Владимир Иванович записал номер и проводил меня до калитки.
— Здесь на улице живет немало молодежи, — сказал он. — Подружилась с кем?
— Нет, — пожала я плечами, старательно отводя глаза. — Леонид Андреевич мне не разрешает выходить одной. Я в саду отдыхаю, с Жильцом.
— С кем?
— Это котенка так зовут.
— Жилец… Смешно.
Мы простились, я пошла по улице, обернулась и помахала рукой, Владимир Иванович тоже махнул в ответ, а я ускорила шаг и через пару минут сворачивала к своему дому.
Док лежал в гамаке, увидев меня, поднялся и вошел в дом.
— Ну что? — спросил он неуверенно.
— Вроде нормально, — кивнула я. — В шахматы играли. Он решил, что я приехала в гости, отдыхаю.
Док выпил сок, повертел в руке стакан и осторожно спросил:
— Ты так и не сказала мне, что задумала.
— Внедриться в организацию и развалить ее изнутри, — с умным видом заявила я.
— Но в том, что с тобой произошло, виноват не этот человек…
— Док, я борюсь с преступностью в целом, а не с конкретным человеком.
— Конечно, — кивнул он. — Я просто беспокоюсь… Это очень опасно и…
— Мы в абсолютной безопасности, — заверила я. — Ты же знаешь, он еще всерьез подозревать не начнет, а я уже засеку. И мы с тобой смоемся.
— Надо позвонить Орлову, — некстати вспомнил Док.
— Не надо. Орлов не знает, где мы, и это очень хорошо. Лучше соблюдать осторожность. В целях безопасности, — добавила я.
Док подумал и кивнул. Он всерьез верит в справедливость и прочую чушь, приходится с этим считаться. Скажи я ему правду, и он, пожалуй, очень расстроится, а расстраивать Дока не хотелось: ближе его у меня нет никого на свете.
Утром Владимир Иванович позвонил ровно в десять.
— Варя? Как насчет шахмат?
— С удовольствием, — обрадовалась я. — Я прибегу сейчас, вы только собаку не выпускайте.
Через пять минут я протискивалась между прутьями забора, а Владимир Иванович, как выяснилось позднее, ждал у калитки. Поэтому встретились мы не сразу. Я поднялась на веранду и позвала:
— Владимир Иванович. — Дверь открылась, и очам моим предстали два охранника. То, что это именно охранники, было ясно с первого взгляда, никем другим, имея такую внешность, они быть не могли.
Одного роста, плечистые, в одинаковых костюмах и одинаковых темных очках. Первый — блондин, очень короткие волосы были похожи на цыплячий пушок и блестели на солнце. Лицо суровое, а из-за темных очков и вовсе гранитная маска. Второй был шатеном, тоже коротко стрижен, тяжелую челюсть украшала двухдневная щетина, черная до синевы. Губы, довольно пухлые от природы, сжаты так, что вытянулись в струнку. На двоих одна мысль, выражавшая замешательство.
— Здравствуйте, — громко сказала я. — А Владимир Иванович дома?
— Дома, — смеясь, ответил тот, подходя сзади.
— Будем играть? — спросила я.
— Конечно.
Пока мы устраивались за столом, парни исчезли.
— Это ваши гости? — проявила я интерес. — Может, я не вовремя?
— Вовремя. Я сегодня очень рано поднялся и все готовился к турниру, еле-еле дождался, когда десять пробьет, чтоб тебе позвонить.
— Позвонили бы раньше, — расстроилась я. — Я ведь говорила: встаю рано.
— Постеснялся.
Мы начали партию. В упорной борьбе я одержала победу.
— Ну надо же, — покачал головой Владимир Иванович. — Варвара, ты часом у нас не чемпионка?
— Нет, — грустно ответила я. — Просто у меня много свободного времени. Тренируюсь.
Вторую партию он тоже проиграл. Хлопнул ладонями по ляжкам и засмеялся.
— Играем? — спросила я с надеждой.
— Конечно, — кивнул он и позвал громко:
— Резо…
На террасе незамедлительно возник шатен с двухдневной щетиной, Владимир Иванович жестом велел ему подойти.
— Смотри, что девчонка со мной делает…
Резо взял стул, уселся на него верхом и, облокотившись на спинку, замер. «Видно, парень на службе языка лишился», — подумала я, он посмотрел на меня и поспешно отвел взгляд.
Через минуту Резо снял очки, на меня больше не смотрел, зато пожирал глазами доску.
— Ну что? — спросил его Владимир Иванович, и они принялись совещаться.