Лавров повернулся ко мне.

– Полагаю, это были вы?

Я кивнула и задала свой вопрос:

– А вы приходили в центр «Хирургия» к Майе, принесли ей фрукты? После вашего ухода у Николаевой и случился инфаркт.

Хирург нахмурился.

– К сожалению, у пожилых людей бывают проблемы с сердцем, в особенности после травмы. Хотя, когда я покидал палату, ничто не предвещало беды, Майя рвалась уехать домой, хотела, чтобы мы наконец побеседовали с Ваней, я ее убедил спокойно лечиться, пообещал, что на следующее утро привезу сына к ней, в «Хирургию», и разговор состоится прямо в палате. Хорошо, что я знал, с каким медцентром у нее заключен контракт на услуги, она сама мне об этом к слову сказала. Поэтому мне было известно куда ехать. Еще подумал тогда: если увижу, что с Николаевой плохо обращаются, перевезу ее в клинику, которую возглавляю сам.

– Это характеризует вас как сострадательного человека, – заметил Маневин. – Но объясните нам в конце концов, куда подевалась Аня?

Лавров секунду помолчал, потом начал рассказ.

Глава 34

В районе полуночи мы с Феликсом и Николаем Петровичем поехали на квартиру к Лаврову.

– Боюсь начинать беседу с Иваном, – вдруг признался врач.

– Иного выхода нет, – мягко произнес Маневин. – Мальчик считает вас отчимом и жестоким убийцей. Вы же понимаете, как такие мысли действуют на неокрепшую психику подростка?

– Ну да, – вздохнул Лавров. Затем воскликнул: – Все-таки мне не удалось сохранить тайну!

– Вы очень старались, – сказала я. – Представляю, как вам трудно было обратиться к монахине Аполлинарии.

– Мать свою я не помню, – печально произнес хирург. – Отец о ней ничего не рассказывал, упомянул лишь вскользь, что она умерла вскоре после моего появления на свет. Лет до двенадцати я был вполне удовлетворен этой информацией, но потом вдруг заинтересовался: а где могила мамы? У нас в классе учился мальчик Петя, чьи родители погибли в автокатастрофе, так бабушка водила его на погост в дни их рождения и смерти. Отец на мой вопрос ответил: «Мы раньше жили на Сахалине. Там твоя мама и похоронена».

Лавров поморщился и продолжил:

– Правду я узнал значительно позднее. Оказалось, что Мария Алексеевна ушла из семьи, приняла монашество. Я пытался забыть о матери, но все равно думал о ней. Потом я оперировал отца Никодима и подружился с ним, а тот, абсолютно не зная мою историю, несколько раз рассказывал о матушке Аполлинарии, хвалил ее, описывая, как трепетно она относится к сиротам, твердой рукой ведет дела в приюте. Меня так и подмывало крикнуть: «Что же сия святая особа бросила собственного сына?»

– Но когда понадобились документы, объясняющие, откуда у вас появился Иван, вы отправились к ней, – протянул Феликс.

– Ну, я знал от отца Никодима, что приют сирот сгорел, – кивнул хирург. – Архив погиб в огне, а вот печать, по словам Акулины, с которой я осторожно побеседовал, уцелела, Аполлинария всегда носила ее на булавке в кармане. Одна сотрудница приюта умерла, другая глухонемая, третья совсем дряхлая, они не могли ни с кем общаться и рассказать, что у них под опекой не было никакого Ивана. Оставались лишь Аполлинария и Уля. Акулина согласилась подтвердить, что Ваня рос под присмотром монахинь. И я поехал к родной матери, сказал ей: «Никогда тебя более не побеспокою, но у меня вот какая беда. Нужны документы, свидетельствующие, что Иван был воспитанником монастырского приюта и мы с Региной его усыновили». И она все сделала, собрала весь пакет бумаг. Уж не знаю, к кому мать обращалась, чем расплачивалась. А свидетельство о смерти Ани я купил у работницы загса, с которой меня свела моя бывшая пациентка. Она знала только, что я нуждаюсь в помощи человека, который имеет отношение к книге записей актов гражданского состояния, и познакомила меня с алчной чиновницей.

– Родинки у Ивана на руке вы спешно удалили, чтобы, не дай бог, кто-нибудь еще, кроме Перепечкиной, не обратил на них внимание? – спросила я, заранее зная ответ.

– Правильно, – подтвердил Николай Петрович. – И очень корил себя, что раньше не додумался убрать их, ведь это яркая примета. Но понимаете, мы уехали с Новодонской много лет назад, и мне в голову не могло прийти, что на Ванином пути возникнет Светлана. Такое ощущение, что встречу мальчика и этой бабы подстроил сам дьявол. Да и со мной сатана, словно с игрушкой, забавлялся – рядом постоянно оказываются женщины, у которых начинаются проблемы с психикой. Наташа, Регина, а теперь и у Юлии нервный срыв. Кто мог предположить, что Настя такое выкинет!

– Правило бездарных гласных… – обронил Феликс.

– Ты о чем? – удивилась я.

– Помнишь, как надо писать безударные гласные? – вдруг спросил Маневин. – Допустим, слово «гора». Оно произносится как гАра.

– Программа то ли первого, то ли второго класса, – улыбнулась я. – Надо так изменить слово, чтобы на сомнительную букву упало ударение. «Гора́» – «го́ры». Очень просто. Ты решил проверить мое знание грамматики?

Маневин повернулся к Николаю.

– Со мной в классе учился Гриша, добрый мальчик, но не очень понятливый. Григория будто заклинило на правиле, которое он называл «правило бездарных гласных». Учительница злилась, она полагала, что Гриша издевается над ней. Но он никак не мог запомнить, что буквы безУдарные. И что бы вы думали? На всех экзаменах, даже в десятом классе, ему попадались билеты про безударные гласные. Любой из нас был бы счастлив вытащить такой легкий вопрос, но он доставался Гришке, и он говорил: «Правило бездарных гласных – это…» Дальше отвечать ему не разрешали, ставили неуд и назначали переэкзаменовку, на которой ситуация повторялась, как по заказу. Я давно понял: правило бездарных гласных срабатывает у каждого. Чего боишься – то и случится. Я, например, опасаюсь поездок за границу, мне некомфортно в чужих странах, даже в расслабленном Париже. И что? Я постоянно мотаюсь по миру.

– И у меня срабатывает правило бездарных гласных, – встряла я. – Уже после первого развода я поняла, что не стоит более выходить замуж, вскоре после свадьбы я захочу удрать от мужа. И что? Четырежды ходила в загс!

Феликс быстро взглянул на меня, и я прикусила язык. Однако, не совсем удачно выступила в присутствии жениха…

– А я после того, как появился на свет Павлик, более всего страшился родить еще одного больного ребенка, – признался Николай. – Сами видите, что получилось.

– Мы приехали, – сообщила я.

* * *

Увидев нашу компанию, Ваня впал в истерику. Но Николай Петрович сходил в кабинет, принес папку, протянул ее сыну и сказал:

– Здесь бумаги, которые собрала Майя Михайловна, это их она хотела тебе показать. Изучи спокойно документы, а потом я отвечу на все твои вопросы.

Иван схватил файлы и хотел убежать.

– Лучше сядь здесь, – попросила я, – мы не станем тебе мешать. Я приготовлю чай. Николай Петрович, где у вас заварка?