Красные волки, красные гуси | Страница: 46

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

– Нет, – сказал, – наша не такая. Она… обычная девочка. Просто странная.

– У нас все странные, – сурово сказала заведующая, – плодят ублюдков по пьяни, а потом нам сбывают.

Круглые головы как по команде повернулись к ним, рты приоткрылись…

– Так это не ваша? – Он вновь поежился в удушливом воздухе. – Нет? Ладно, я пойду.

И почти бегом направился к проходной, спиной ощущая презрительный взгляд заведующей.

…Он увидел их сразу – в саду. Светка, склонившись над клумбой, аккуратно работала тяпкой, а девочка, присев на корточки, подвязывала хрупкие зеленые стебли, сосредоточенно втыкая рядом с ними щепки.

Калитка скрипнула, они одновременно подняли головы, одарив его одинаковой скользящей улыбкой.

– Ну, что? – спросила Светка, отведя его в сторонку и вытирая о подол испачканные в зелени руки.

Пожал плечами.

– Никто ничего. Участковый говорит, свяжется с районом. Может, там что-то знают.

– А-а. – Показалось или и впрямь он услышал скрытое удовлетворение в ее голосе? – Ну, ладно.

– Приют там есть. Ну, интернат. Для всяких… – Он потряс головой, отгоняя воспоминания. – Хорошо, ты их не видела!

– Ты думал… она оттуда?

– Нет, что ты! Она совсем не похожа. Они, знаешь… Да и заведующая говорит – никто у них не пропадал.

Девочке надоело одной выполнять монотонную работу, она поднялась, отряхнула коленки и подбежала к ним.

– Мы пойдем на речку? – поинтересовалась.

У нее был высокий, но мягкий голос – не заискивала, не просила – просто спрашивала. Поглядел на Светку.

– Вообще-то я сходил бы. Упарился на велосипеде этом проклятом. Вон какая духотища…

– Я возьму полотенце, да? – И девочка, прыгая через ступеньку, взбежала на крыльцо и исчезла в доме.

– Шустрая… – заметил он неодобрительно.

– Вы там поосторожнее, – сказала Светка, – если с ней что-нибудь случится…

– Что с ней может случиться? Разве что решит опять в бега удариться…

Светка поглядела на него как-то странно.

– Она неплохая девочка, – сказала наконец.

По ее лицу промелькнула даже не улыбка – тень улыбки, на миг осветив мягкие черты. Вдруг заметил, что выглядит она неважно; лицо бледное до прозрачности, под глазами лежат глубокие тени.

– Зеленая ты какая-то. – Он тревожно поглядел на нее.

– Ничего… просто душно. Голова побаливает.

– Еще бы! Ты же все утро вниз головой висела. Кому нужна эта прополка дурацкая? Мы же через неделю домой уезжаем.

– Да все она. – Светка кивнула на девочку, которая, стоя на крыльце, старательно запихивала полотенце в пластиковый пакет. – Говорит: цветочкам тоже душно.

– Мало ли что говорит! А вчера ни слова выжать нельзя было. Кстати, как ее зовут, соизволила сказать?

На лице у Светки вновь мелькнула улыбка, сопровождавшая не столько слова, сколько мысли.

– Катерина ее зовут. Катька.

– Надо же! Может, она и фамилию называла?

– Я спрашивала. Она только смеется.

– Все-таки дурочка, – вздохнул. – Может, врет эта заведующая? Упустила по недосмотру, а теперь врет.

– Она меня мамой зовет, – не слушая его, сказала Светка, и улыбка вспыхнула еще сильнее, словно лампочка, в которой постепенно повышали накал.

Вздохнул, пожал плечами и обернулся к девочке.

– Пошли, – коротко сказал.

По-прежнему вприпрыжку она ринулась за ним. Ее подскакивающая походка раздражала, и он ускорил шаг, мимоходом сбивая увесистым пластиковым пакетом головки чертополоха.

Она не отставала – лишь чаще перебирала ножками, временами переходя на бег.

– Папа! – окликнула она наконец.

Он не сразу сообразил, что она обращается к нему. А поняв, устало сказал:

– Ну, чего тебе?

– Папа! Ромашка белая?

– Ну, – подтвердил он.

– А почему ты говорил мне, что белого цвета не бывает?

– Когда это я тебе говорил? – Предгрозовая духота наваливалась на него, мешая думать.

– В прошлом году. Или в позапрошлом. Не помню.

– Вообще-то белый цвет – это не цвет, – согласился он. – Это просто смесь всех цветов. А их всего-то семь. Это…

– Знаю-знаю, – бежала рядом, пыталась поймать руку, – каждый охотник…

Может, и не дурочка, подумал он. Просто с приветом. Убежала из дому, напридумывала себе невесть что…

…Вода дремала под вязким обрывом. Даже не дремала – ждала, что-то в ней тяжко ворочалось, темное, недоброе. На миг ему даже показалось, что, если он вступит в нее, потревожит ее покой, она схватит синюшными пальцами за щиколотку и больше не выпустит.

Девочка аккуратно расстелила на траве полотенце, так же старательно сложила платьице – теперь, когда Светка высушила и отгладила его, оно оказалось розовым, в мелкий фиолетовый цветочек – и пошла к воде. Ступала, смешно вытягивая носочек; словно и впрямь была приличной домашней девочкой, которую чуть не с пеленок таскали по хореографическим кружкам, а теперь старалась порадовать заботливых родителей своими достижениями.

Он вздохнул.

– Плавать-то хоть умеешь?

Она хихикнула.

– Ты же меня учил-учил…

– В прошлом году? – покорно спросил он.

– Не-а, в прошлом я уже умела. Наверное, в позапрошлом.

Она соскользнула в воду и, смешно, по-лягушачьи разводя руки и ноги, поплыла вдоль берега. В воде тело казалось призрачным, нездорово уязвимым, светлые волосы всплывали на поверхность, точно гниющий пучок водорослей. Ни с того ни с сего он ощутил странное желание отвернуться и на цыпочках кинуться прочь, и бежать, бежать, пока за ним не захлопнутся двери электрички. Ему стало стыдно.

Разбежался и прыгнул с обрыва в воду, которая на миг сомкнулась над его головой, образовав колеблющийся стеклянистый потолок, который тут же разбился на тысячу мелких осколков, когда он, отфыркиваясь, вынырнул на поверхность.

Потревоженная вода была просто водой, в ней не пряталось ничего – кроме стайки перепуганных мальков, которые тут же шарахнулись во все стороны.

Несколько взмахов руками – и он вступил на скользкое дно и, брезгливо ощущая, как ил просачивается между пальцами, выбрался на берег. Девочка уже сидела на полотенце, выжимая свои светлые волосы. Черт, да девочка как девочка. Что это на меня нашло?

– Встань, – коротко сказал он.

Она вскочила и, подхватив с земли полотенце, подбежала к нему.

Развернул простыню, молча стал вытираться. Нависшее над землей небо давило на затылок, и его охватило тошнотное ощущение нереальности происходящего. Казалось, он так и не вылез из воды, а продолжал двигаться в ней – замедленно, преодолевая сопротивление, как это бывает во сне.