– То есть, – Ник по недавно сложившейся привычке тут же взял быка за рога и принялся тянуть информацию, – то есть вам известно все, что известно Кристе?
Наставнику, будь он классическим старцем, сейчас полагалось устало усмехнуться. Юнец, напротив, лишь чуть поморщился, и, надо сказать, это показалось Нику куда более естественным.
Ник вдруг подумал, что здесь, на Селентине, все почему-то кажется естественным, до странности естественным, без всякой ненужной натуги и показухи.
Она была честной, Селентина, честной перед всеми и со всеми. Даже с землянами, увы, гораздо больше привычными ко лжи и недомолвкам, чем к этой обескураживающей и совершенно бескорыстной честности.
– Почему же – все? – не согласился наставник. – Только то, что она не скрывает. У каждого есть свой потаенный уголок в душе, куда заказан путь даже самым близким.
Наверное, из Ника получился бы неплохой контактер, избери он в свое время эту стезю. Еще пару недель назад он боялся, что не будет знать, как себя вести и какие вопросы задавать. Но на деле все получалось словно бы само собой, и к этому не приходилось прилагать ни малейших усилий. Вот и сейчас нужные слова возникли сами. Подвернулись, вовремя подвернулись:
– Вы считаете, что душа существует?
Наставник едва заметно искривил губы:
– Существует ли бесконечность? Существуют ли отрицательные величины? Существует ли прошлое? В каком-то смысле – да, существуют, поскольку разум оперирует подобными понятиями, хотя их невозможно потрогать или увидеть. Думаю, и с душой нечто подобное. Причем ни секунды не сомневаюсь, что у землян все обстоит именно так, как я только что обрисовал. Так ведь?
– Ну, в общем, так. Хотя можно поспорить. Только я не вижу смысла. Ну, ладно. Мое имя вы знаете. А как мне вас называть?
– Наставником. Просто наставником. Пусть даже я и не твой наставник. И, кстати, тебя не раздражает манера обращения на «ты»? Я знаю, у вас больше принято вежливое обращение.
– Ничуть не раздражает! – заверил Ник. – Я еще не в том возрасте, когда обращение на «ты» начинает казаться панибратством.
О кажущейся молодости собеседника Ник заставил себя не думать.
– Тебе, естественно, страшно интересно узнать, зачем я захотел тебя увидеть. Так?
– Естественно, – подтвердил Ник. – Очень интересно.
– Увы, – наставник развел руками, совершенно по-человечески (Ник даже на секунду напрягся, вспоминая, делал ли он при нем подобный жест, но потом сообразил, что при Кристе наверняка делал). – Вынужден тебя разочаровать. Никакого особого умысла у меня не было. Мною двигало чистое любопытство.
– Значит, и наставникам оно не чуждо?
Юнец засмеялся, запрокинув голову:
– Полноте, Никита! Неужели вы, земляне, воображаете нас всезнайками, окончательно потерявшими интерес к жизни? Это противоречит самой природе разума. Разум всегда сознает, что все отпущенное ему время он только и делает, что карабкается вверх по лестнице. А без любопытства кто же станет карабкаться?
– Скажите, наставник, – Ник снова выловил откуда-то из омута собственных мыслей очередной вопрос, который, вероятно, сумели бы оценить только контактеры, – а насколько выше вы забрались по этой лестнице? Выше, например, меня, среднего землянина?
– Для того, чтобы оценить насколько, нужно стоять еще выше меня. Я ведь, в сущности, ничего не знаю о землянах. Единственный, о котором мне известно хоть что-нибудь, – это ты. Прибегну к сравнению, достаточно вольному и поэтичному, но при этом довольно жестокому. Так что не обижайся. Видишь вон ту бабочку, что прячется от дождя в пещере?
Ник невольно обернулся, но, конечно же, не увидел никакой бабочки. Стол, за которым сидели они с наставником, отделяло от входа в пещеру добрых пятнадцать метров. Разглядеть какую-то там бабочку, сидящую в трещинах древесины, не смог бы, наверное, и самый дальнозоркий из людей.
– Ее путь таков: яйцо-гусеница-куколка-бабочка. Если использовать подобную аналогию, ты – яйцо. Я, вероятно, гусеница, готовая превратиться в куколку.
– А Криста? – выпалил Ник. – И Буга?
– О! – улыбнулся юнец. – Они, несомненно, недавно вылупившиеся гусеницы, неугомонные и вездесущие! Они охотно ползают с места на место, поедают листву, резвятся и познают мир.
Ник вздохнул.
Ему не врали. Селентинцу незачем врать.
Яйцо. Всего лишь яйцо, неподвижное и жалкое. Зародыш, заготовка будущей бабочки. Не об этом ли ему неустанно твердили Криста и Буга: «Ты спишь. Ник!»?
О чем же еще, если не об этом?
– Наставник, – сдавленно спросил Ник. – А землянин Никита Капранов вообще способен стать гусеницей? Хотя бы гусеницей, не говоря уже о бабочках? Проснуться?
– Любой, обладающий разумом, способен. Безразлично – землянин или нет. Ты считаешь себя разумным?
Ник снова поискал на груди пуговицу – конечно же, безуспешно.
– И способность к полету – это тоже один из факторов пробуждения? – поинтересовался он.
Юнец неожиданно перестал улыбаться.
– Ник! Способность к полету – это просто сопутствующая мелочь. Ты можешь проснуться и при этом не научиться летать. Если тебе не нужно. Пробуждение – это переход на качественно иной уровень взаимодействия с миром. Ты уже способен постичь это, иначе наш разговор не склонился бы в нужную сторону, да и вообще не состоялся бы. Собственно, тебе осталось только окончательно поверить, в чем я тебе и пытаюсь помочь. Надеюсь, ты сознаешь, что готовых рецептов не существует. Селентина – именно то место, где стоит проснуться. И где легко проснуться. Я сам когда-то проснулся здесь. И, – наставник вдруг доверительно склонился в сторону Ника, – у тебя замечательная помощница.
Ник глупо хлопнул глазами, а наставник вдруг потерял материальный облик и снова стал синеватым маревом, похожим на привидение. Он становился все прозрачнее и прозрачнее, пока совсем не исчез.
Совсем.
Некоторое время Ник пребывал в форменном ступоре. Он пытался осмыслить все, что сейчас услышал, но в голове кто-то настырно бухал в большой надтреснутый колокол, отчего мысли норовили расползтись и попрятаться по самым дальним и темным углам.
А потом его позвали.
– Ник! Пойдем скорее! Дождь закончился!
Когда он вышел из пещеры, селение-амфитеатр сияло мириадами капелек росы, в каждой из которых ослепительно отражалось солнце Селентины. Остро пахло озоном и мокрой листвой. На фоне исполинской, в полнеба радуги – Криста, улыбающаяся зеленоокая дива. Это она звала его.
И – как достойный всему внезапному великолепию фон – громада супердерева чуть поодаль.
«Ой, мамочки», – подумал Ник.
И еще он подумал, что же будет рассказывать контактерам?
– Мне кажется, – хмуро заявил Градиленко, – ты от нас что-то скрываешь.