— И Джонни боялся его, да?
Джулия весело рассмеялась и отрицательно покачала головой:
— Нет, с ним скорее все было как раз наоборот. Совершенно случайно я обнаружила, что из небезызвестных кнута и пряника Джонни был необходим именно кнут. Он просто мечтал о том, чтобы с ним перестали миндальничать и наказали, как любого другого нормального ребенка.
— И как же тебе удалось обнаружить это?
— Однажды вечером, после уроков, я была в кабинете Дункана, получая очередную головомойку.
— У тебя были проблемы с директором?
— Постоянно, — весело подтвердила Джулия, снова сверкнув своей ослепительной улыбкой, — но именно в тот день Джонни задержался в школе, дожидаясь, пока мама заберет его, и случайно услышал то, что происходило в кабинете директора. Когда я наконец вышла, он сидел в своем инвалидном кресле почти под самой дверью и смотрел на меня так, как будто я совершила какой-то подвиг. Потом он открыл рот и сказал:
— Вас что, наказали, мисс Мэтисон? Теперь вы будете оставаться после уроков?
— Сначала я была настолько потрясена тем, что он заговорил, что чуть не выронила охапку книг, которую держала в руках. Но когда я вновь обрела дар речи и сказала ему, что никто не собирается оставлять меня после уроков, то увидела, что он явно разочарован. Сразу утратив ко мне всякий интерес, он сказал, что так и думал, что девчонок никогда не оставляют после уроков. Только мальчишек. Нормальных мальчишек. И тогда я все поняла! — Глядя на озадаченное лицо Зака, Джулия поспешила объяснить:
— Дело в том, что мать всегда настолько опекала его, что он невольно стал мечтать о школе, где к нему бы относились так же, как ко всем нормальным детям. А ведь до сих пор и учителя, и одноклассники явно выделяли его, не хотели воспринимать на равных со всеми остальными.
— И что же ты сделала, после того как обнаружила это? Поджав под себя ноги, она поуютнее устроилась на диване и сказала:
— Я сделала единственно разумную и правильную в такой ситуации вещь — пристально наблюдала за ним в течение всего следующего дня, и когда он швырнул карандашом в маленькую девочку, сидевшую перед ним, набросилась на него, как будто он совершил государственное преступление. Я сказала, что он заслуживает того, чтобы его целый месяц оставляли после уроков и что с сегодняшнего дня он может не рассчитывать ни на какие поблажки. А потом добавила, что он наказан и должен будет остаться после уроков. Причем не один, а целых два дня!
Откинувшись на спинку дивана, она еще раз ласково улыбнулась Заку и продолжала:
— В этот день я задержалась подольше, чтобы понаблюдать за тем, как он будет себя вести. Он спокойно сидел в комнате для наказаний вместе с другими маленькими проказниками и казался довольным жизнью. Конечно, я не могла быть уверенной в этом до конца, но впечатление было именно такое. В тот же вечер мне позвонила его мать и устроила скандал. Она обозвала меня злобной, бессердечной и прочими нелестными эпитетами. Я пыталась хоть что-то объяснить ей, но она не стала слушать и бросила трубку. Она была в ярости. На следующий день Джонни не пришел в школу.
Джулия замолчала, и Зак мягко спросил:
— И что же ты сделала?
— После уроков я отправилась к нему домой, чтобы увидеться с ним самим и поговорить с его матерью. Кроме того, мне пришло в голову взять с собой другого своего ученика — Вилли Дженкинса. Вилли — совершенно потрясающий маленький мужчина. Этакий будущий герой-любовник, Главный заводила в классе и кумир всех третьеклассниц. Он обязательно должен быть первым во всем — от футбола и бейсбола до умения ругаться. И надо признать, что это ему удается. По крайней мере, почти во всем, кроме, — не смогла сдержать улыбки Джулия, — пения. Когда Вилли говорит, то сразу вспоминается лягушка-бык. А уж если он пытается петь, то издает такие звуки, что все начинают смеяться. Как бы там ни было, но, отправляясь к Джонни, я решила взять Вилли с собой. Джонни сидел в инвалидном кресле на заднем дворе. Вилли захватил свой футбольный мяч, с которым, по-моему, не расстается даже во сне. Когда я входила в дом, то увидела, что он бросил этот мяч Джонни, но тот даже не попытался поймать его. Он лишь искоса взглянул на мать и продолжал совершенно неподвижно сидеть в своем кресле. Я разговаривала с миссис Эверетт почти полчаса. Я прямо сказала ей, что она сама препятствует счастью своего ребенка, обращаясь с ним так, как будто он годен лишь на то, чтобы сидеть в инвалидной коляске. Я попыталась объяснить ей, почему с Джонни необходимо обращаться как с совершенно нормальным ребенком. По-моему, тогда мне так и не удалось убедить ее, но вдруг раздался какой-то грохот, крики, и мы обе выбежали во двор. Вилли, — продолжала Джулия, и глаза ее засияли при воспоминании о той сцене, — лежал на груде опрокинутых мусорных бачков, крепко сжимая в руках футбольный мяч и улыбаясь до ушей. И он нам гордо сообщил, что хотя Джонни еще не очень хорошо ловит мяч, пас правой у него не хуже, чем у Джона Элвиса! Джонни сиял, а Вилли убеждал его, что ему нужно только немного потренироваться ловить мяч, и тогда он, Вилли, мог бы взять его в свою команду.
Джулия опять замолчала, и тогда Зак полувопросительно-полуутвердительно сказал:
— И они начали тренироваться.
Джулия кивнула, и ее выразительное лицо красноречиво говорило о том, сколько радости ей доставляют даже просто воспоминания об этом.
— Они стали тренироваться каждый день, вместе с остальными членами команды Вилли. А потом они стали приходить к Джонни домой, и Джонни помогал Вилли делать домашние задания. Оказалось, что хотя до этого Джонни не проявлял на уроках ни малейшей активности, он на самом деле впитывал все как губка. И теперь, когда лед тронулся, его незаурядные способности проявились в полной мере. Кроме того, он такой мужественный, такой целеустремленный! — Внезапно Джулия осеклась, как бы устыдившись проявленных эмоций, и окончательно замолчала, полностью сосредоточившись на еде.
Зак откинулся на спинку дивана, положил ногу на ногу и, глядя на языки пламени, пляшущие в камине, замолчал, давая Джулии возможность спокойно закончить обед. Он попытался было сосредоточиться и обдумать следующий этап своего путешествия, но сытость и расслабляющее тепло располагали скорее к философским размышлениям о капризах судьбы, следствием которых и было появление в его жизни сидящей напротив Джулии Мэтисон. Много недель подряд он до мельчайших деталей разрабатывал план своего побега. Лежа на тюремных нарах, он долгими бессонными ночами мечтал о первой ночи, которую проведет в этом доме. Но ни разу ему в голову не приходила мысль о том, что он будет здесь не один. Конечно, по целой тысяче причин было бы гораздо лучше, если бы он действительно был один. Но теперь, раз уж девушка оказалась в этом доме, невозможно делать вид, что ее здесь нет. Правда, теперь, после этой застольной беседы, Заку очень захотелось поступить именно так. Джулия Мэтисон заставляла его задумываться о вещах, которых в его жизни никогда не было и, судя по всему, уже никогда и не будет. К концу недели он снова отправится в путь, и там, куда он в конце концов попадет, не будет роскошных уединенных домов в горах с уютно потрескивающими каминами; там не будет трогательных бесед о детях-инвалидах с юными учительницами младших классов, у которых к тому же глаза ангела и улыбка, способная расплавить камень. Он никогда в жизни не мог себе представить, что женское лицо может так светиться изнутри, как лицо Джулии, когда она говорила об этих детях! Зак неоднократно видел, как сияли глаза честолюбивых женщин, когда они получали от него ведущую роль или дорогие украшения. Он видел, как лучшие актрисы на сцене и в жизни, в постели и вне ее талантливо и убедительно играли нежность, любовь и заботу о ближнем, но до сегодняшнего дня он не представлял, что такое возможно на самом деле.