— Мое имя действительно Захарий. Правда, Бенедикт — это не фамилия, а второе имя. Но я поменял все документы официальным путем, когда мне исполнилось восемнадцать.
— Правда? — Джулия повернулась и начала пристально разглядывать его. Даже с закрытыми глазами Зак мог видеть любопытство, написанное на ее лице, и уже точно знал, какой вопрос будет следующим. Размышляя об этом, он невольно вспомнил и другое…
«Я бы никогда не отказала тебе, Зак».
«За то, что ты мог даже подумать о том, что я когда-нибудь смогла бы сказать, что ты меня изнасиловал!»
«Дело в том, что классический термин» половая связь» кажется мне не совсем подходящим, когда речь идет о чем-то таком… таком замечательном… И таком глубоком. И таком всепоглощающем «.
Голос Джулии прервал его воспоминания:
— А какая у тебя была фамилия перед тем, как ты ее сменил?
Этого вопроса он и ожидал. Вопроса, на который до сих пор никому не удавалось получить ответ.
— Стенхоуп.
— Какая красивая фамилия! Зачем же было менять ее? — К своему удивлению, Джулия увидела, как напряглось лицо Зака, а в открывшихся глазах снова появилось суровое и недоброе выражение.
— Это долгая история, — лаконично ответил он.
— Понятно, — ответила Джулия, одновременно подумав о том, что эта история до сих пор ранит его, а потому не стоит ворошить ее сейчас. И она попыталась отвлечь внимание Зака от всяких омрачающих его настроение воспоминаний:
— Правда, я очень много знаю о твоем детстве и юности, потому что в свое время мои братья были просто влюблены в тебя.
То, с какой легкостью Джулия подавила совершенно естественное любопытство по поводу» долгой истории «, мгновенно растопило лед, который начал образовываться в душе у Зака при одном упоминании фамилии Стенхоуп.
— Ну и что же именно ты обо мне знаешь? — насмешливо спросил он, чувствуя, как к нему возвращается хорошее настроение.
Будучи довольна тем, как удачно ей удалось сменить тему, Джулия начала охотно рассказывать:
— Например, то, что ты был сиротой и всю свою юность провел, участвуя в родео и ловя арканом быков. Что ты жил на ранчо и объезжал лошадей… Что, я сказала что-нибудь смешное?
— Очень не хотелось бы разрушать ваши иллюзии, принцесса, — ухмыльнулся Зак, — но все эти истории — не более чем плод больной фантазии сотрудников нашего рекламного отдела. А правда заключается в том, что я с большей охотой проведу два дня в самом паршивом автобусе, чем два часа на спине у самой прекрасной лошади. И если есть на свете что-то, что я не люблю больше лошадей, то это коровы. Точнее, быки.
— Коровы! — прыснула Джулия, и ее неподдельное веселье было настолько заразительным, что Зак окончательно избавился от неожиданно нахлынувших мрачных воспоминаний.
— А как насчет тебя? — шутливо спросил он, потянувшись за бокалом с бренди. Он понимал, что его вопрос — чисто риторический, но хотел тем самым предотвратить неизбежные дальнейшие расспросы с ее стороны.
— Мэтисон — это твоя настоящая фамилия, или ты ее тоже меняла?
— До определенного возраста меня звали совсем по-другому.
— Что?
Зак был настолько ошарашен, что чуть не поперхнулся.
— Честно говоря, меня нашли завернутой в полотенце, в картонной коробке, которую кто-то вынес на помойку. Дворник отнес меня к себе домой, где его жена ухаживала за мной и отогревала до тех пор, пока меня не смогли переправить в больницу. Он решил, что меня по этому поводу необходимо назвать в честь его жены, и поэтому я — Джулия.
— О Господи! — пробормотал Зак, пытаясь скрыть свое потрясение.
— Мне еще повезло! Ведь все могло быть гораздо хуже. Зак был еще настолько ошарашен, что даже не уловил смешливой интонации в ее голосе.
— Еще хуже?
— Ну конечно. Ведь его жену могли звать Матильда. Или Гертруда. Или Вильгельмина. Одно время меня постоянно мучили кошмары, в которых мне снилось, что меня зовут Вильгельмина.
И снова Зак почувствовал уже знакомую, щемящую боль в сердце, что случалось каждый раз, когда он видел ее фантастическую улыбку.
— Но в конце концов все, слава Богу, закончилось благополучно, — сказал он, как бы уговаривая сам себя, хотя и понимал, что это выглядит нелепо. — Тебя ведь удочерили Мэтисоны? — Джулия кивнула, и он продолжал:
— В таком случае они получили прелестную маленькую крошку, которая стала им прекрасной и любимой дочерью.
— — Не совсем.
— Что? — переспросил Зак, переставая вообще понимать что бы то ни было.
— Мэтисоны получили весьма строптивую одиннадцатилетнюю девчонку, которая до этого уже привыкла к своеобразной жизни в трущобах Чикаго. При этом ее часто замечали в сомнительных компаниях, где старшие ребята и обучили ее некоторым… ээ… трюкам. Наверное, — весело добавила она, — меня даже ожидала в своем роде выдающаяся карьера. — Джулия вытянула руку и пошевелила длинными изящными пальцами. — У меня были замечательные руки. Очень ловкие.
— Ты воровала?
— Да, меня впервые арестовали в одиннадцать лет.
— За воровство? — спросил Зак, не веря собственным ушам.
— Конечно, нет, — возмущенно ответила она, явно задетая таким предположением. — Я была мастером своего дела. Мне повесили статью о бродяжничестве.
Услышав последнюю фразу, особенно с характерным словечком» повесили «, Зак на некоторое время совершенно лишился дара речи. Но его исключительное, чрезвычайно развитое воображение, то самое, которое помогло сделать такую блестящую карьеру в кино, уже взялось за работу, и он увидел Джулию такой, какой она была подростком, шляясь по улицам Чикаго. Маленькая, очень худая и, наверное, бледная от недоедания… на замурзанном лице беспризорника сияют огромные, не правдоподобно синие глаза… упрямо вздернутый подбородок… короткие темные волосы, грязные и спутанные… взбалмошный, заводной характер.
Девочка, готовая в любую минуту вступить в борьбу с окружающим жестоким миром…
Готовая понять и принять беглого заключенного…
Готовая стать на его сторону и поддерживать его, отказавшись от всего, что ей удалось достичь за эти годы, только потому, что она искренне поверила ему…
Испытывая какую-то непонятную смесь нежности, изумления и почему-то смеха, Зак наконец отвлекся от собственных мыслей и сказал извиняющимся тоном: