— Прекрати, Диана, — со смехом приказал он, — мне не легче, но я не хочу мучиться тошнотой в первое утро после свадьбы.
— Извини. — Она взяла тост и оглядела его таким встревоженным взглядом, что Коул испытал угрызения совести. Похоже, он слишком легкомысленно отнесся к ее жалобам и попытался избежать очередных вопросов.
— Что случилось? — мягко спросил он.
— Скажи правду, когда я звонила всем этим людям, как я с ними разговаривала? Возбужденно, заплетающимся языком?
— Судя по голосу, ты была счастлива и, возможно, немного выпила, — тактично объяснил Коул, — но я сомневаюсь, что этому придадут большое значение. Невесты часто злоупотребляют шампанским в день своей свадьбы.
— Злоупотребляют? — со стыдом переспросила Диана. — Я была омерзительно пьяной…
— Вовсе не омерзительно, — возразил Коул с едва заметной улыбкой.
Немного успокоившись, но не желая сдаваться, Диана добавила:
— Я не понимала, что делаю…
— Не совсем, — галантно запротестовал он.
— Я выпила столько, что вполне могла вывалиться из самолета! — Она робко откусила тост, затем сжевала кусочек побольше и отложила ломтик.
— Нет, — поспешно заверил Коул, — ты заснула после долгого и утомительного вечера.
— Удивительно, как это меня не вырвало! — Диана невольно сделала паузу, ожидая, что Коул будет отрицать и это предположение.
Но он выразительно смотрел на нее, приподняв бровь.
— О, не может быть! — выдохнула она и закрыла лицо руками.
— Потом тебе стало легче, — спокойно сказал он. Она уронила руки и глубоко вздохнула:
— Больше я ничего не натворила?
— Ты забавно шутила со мной. — Он подложил себе яичницы.
— Всю ночь меня преследовали странные видения, такие яркие и живые, что больше походили на галлюцинации, но я не уверена, происходило ли это на самом деле или же мне снился сон. Может, я забыла что-нибудь важное? — Она снова взяла тост и в упор взглянула на Коула.
«Очень важное», — подумал Коул, припоминая, как Диана устроилась у него на коленях вскоре после вылета в Хьюстон. Пока самолет набирал высоту, она со смехом читала детские стихи с глупенькими, нелепыми концовками, придающими им веселый тон.
Диана прильнула к нему в поцелуе, а затем сунула ладонь ему под смокинг и обхватила другой рукой его за шею — сначала робко, а затем требовательно, прижимая к себе. Коул следил, чтобы дело не зашло слишком далеко, а его прелестная жена наслаждалась игривой, не вполне трезвой и на редкость эффективной тактикой, предназначенной для того, чтобы выяснить, насколько он способен держать себя в руках.
На высоте тридцати двух тысяч футов он наконец не выдержал и рухнул на диван, увлекая ее за собой. Этим утром он отчаянно старался забыть то, что Диана не могла вспомнить. Но с другой стороны, ее забывчивость была только к лучшему, поскольку случившееся никогда не повторится.
— Ничего достойного внимания, — ответил Коул на ее вопрос.
— Нет, я помню, как делала что-то еще. Кажется, я разглядывала казино из окна машины и думала, как ярко блестят огни и как вокруг шумно и весело. — Она снова откусила тост и на сей раз сочла его вкус более приемлемым.
Она увидела, как мрачное выражение на лице Коула сменилось плохо скрытой насмешкой, и в тревоге положила руки на стол, подавшись вперед.
— Я натворила еще что-то, пока мы были там, да? — настойчиво спросила она. Ее воспаленное воображение услужливо нарисовало фигуру подвыпившей женщины в лиловом платье, карабкающейся на сцену, а затем пляшущей вместе с танцовщицами. О Господи, а может, со стриптизерками? — Что бы я ни сделала, это выглядело ужасно., да? — слабо добавила она.
— Ну, это как посмотреть. Может, ты противница азартных игр по нравственным или религиозным соображениям?
— Нет.
— Тогда в твоем поступке не было ничего ужасного. Диана всплеснула руками и возвела глаза к небу.
— Я играла! — воскликнула она. Коул наблюдал, как она переключается с торжественности на панику, переходит от облегчения к иронии, и что он всецело наслаждается ее обществом. Так бывало всегда. Криво улыбнувшись, она взяла вилку и занялась яичницей.
— И как у меня получалось?
— Неплохо.
— Я проиграла, — заключила Диана с подавленным смешком: открытие не лишило ее ни веселья, ни аппетита. Когда Коул кивнул, она потянулась за стаканом с апельсиновым соком и сделала глоток. — Сколько?
— В рулетку? Или в баккара? А может, у автоматов? Диана в замешательстве отставила стакан.
— Так я проиграла и в то, и в другое, и в третье?
— Да, но я остановил тебя прежде, чем ты перешла на покер с крупными ставками, — добавил он, поднося ко рту чашку кофе.
— Сколько же мы пробыли в казино?
— Недолго — всего полчаса.
— Ну, тогда я не могла проиграть слишком много, — сделала вывод Диана, но что-то в его уклончивом взгляде заставило ее насторожиться. — И все-таки сколько?
— Около трех тысяч долларов.
Она содрогнулась, но тут же овладела собой и кивнула, деловито пообещав:
— Я выпишу тебе чек.
— Это ни к чему.
— Я настаиваю! Леди подобает самой оплачивать свой проигрыш, — процитировала она с такой насмешливой уверенностью, словно заучила эту фразу в школе.
«Она не просто умна, прекрасна и остроумна, но и чертовски настойчива», — решил Коул.
— А в медовый месяц всегда платит джентльмен, — не менее уверенно возразил он.
К сожалению, назвав тридцатиминутное пребывание в казино «медовым месяцем», он будто издевался над собой и над внезапным, прозаическим бракосочетанием, предшествовавшим этому «медовому месяцу». Коул заметил это сразу же, едва слова слетели у него с губ, и Диана тоже уловила иронию. Ее улыбка погасла, однако Коул почувствовал, что она не рассердилась и не оскорбилась. Она просто… вернулась к реальности.
— Напрасно ты разрешил мне звонить из самолета, — упрекнула она.
— Я не остановил тебя потому, что это пойдет на пользу не только тебе, но и твоей компании — люди должны как можно быстрее узнать, что ты вышла за меня замуж.