Когда-нибудь она встретит человека, которому захочет подарить себя, пусть это будет тот, кем Мередит восхищается, кому доверяет… Она желала нежности и понимания, романтики и любви. Любви, от которой ждала больше, чем просто интимных отношений и постели. Мередит представляла долгие прогулки по пляжу со сплетенными руками, разговоры обо всем, ночи, проведенные в беседах у камина, перед пылающим огнем. Мередит ждала, что будущий любовник станет поверять ей свои мысли, разделит мечты. И, думая об этом идеальном любовнике, она всегда мысленно видела Паркера.
За все годы, проведенные в Бенсонхерсте, Мередит довольно часто удавалось видеть Паркера во время каникул благодаря тому, что их семьи были членами загородного клуба» Гленмур «. В традициях клуба было собирать своих членов на танцы и спортивные соревнования. Только несколько месяцев назад, когда Мередит исполнилось восемнадцать лет, девушке было позволено посещать балы и вечеринки для взрослых, но ей всегда удавалось воспользоваться любой возможностью, чтобы повидаться с Паркером. Каждое лето она приглашала его быть партнером на теннисных-матчах между младшими и старшими. Он всегда любезно соглашался, хотя их неизменно разбивали наголову, в основном из-за того, что Мередит всегда невыносимо нервничала, чувствуя его присутствие.
Она пользовалась любыми уловками — убеждала отца устроить несколько вечерних приемов, на которые неизменно звала Паркера и его семью. Поскольку Рейнолдсы владели банком, где лежали средства компании» Бенкрофт «, Паркер практически был обязан посещать эти приемы по деловым причинам и всегда оказывался соседом Мередит по столу.
На Рождество Мередит ухитрилась дважды очутиться под омелой [2] , повешенной в фойе, когда Паркер и его родные приехали с ежегодным праздничным визитом к Бенкрофтам, и всегда отправлялась с отцом, когда приходило время отдать визит.
Ее уловка с омелой полностью удалась: именно Паркер стал первым в жизни мужчиной, поцеловавшим ее, и она жила этим воспоминанием до следующего Рождества, грезила о его улыбке, ощущала запах одеколона, прикосновение губ.
Когда Паркер приходил к ужину, Мередит зачарованно слушала, как он рассуждает о банковских делах, и особенно любила прогулки после ужина, пока родители наслаждались выдержанным бренди. Во время одной из таких прогулок прошлым летом Мередит, к собственному стыду, обнаружила, что Паркер давно знает о том, что она увлечена им. Он начал с того, что спросил, часто ли она каталась на лыжах в Вермонте прошлой зимой, и Мередит рассказала забавную историю о прогулке с капитаном лыжной команды Личфилда. Закончив смеяться над поклонником, которому пришлось гнаться за ней на лыжах по всему горному склону, что тот и сделал с присущей ему грацией и безупречной техникой, Паркер с шутливой серьезностью объявил:
— При каждой новой встрече ты становишься все красивее. По правде говоря, я всегда подозревал, что кто-нибудь обязательно займет мое место в твоем сердце, но никогда не думал, что это окажется какой-то спортсмен, который спасет твои лыжи. Знаешь, — пошутил он, — я уже привык быть твоим любимым романтическим героем.
Гордость и здравый смысл помешали Мередит выпалить, что Паркер все не так понял и никто не может занять его место; зрелость не по годам не позволила притвориться равнодушной к нему. И поскольку Паркера, очевидно, ничуть не расстроила ее воображаемая измена, Мередит попыталась спасти их дружбу и одновременно изобразить свою влюбленность в него чем-то забавным, не стоящим внимания, глупым эпизодом из прошлого.
— Так ты знал о моих чувствах? — выдавила она, стараясь улыбнуться.
— Конечно, знал, — кивнул он, улыбнувшись в ответ. — Я все боялся, что твой отец заметит и ворвется ко мне с пистолетом. Он очень оберегает тебя.
— Я это тоже заметила, — пошутила Мередит, хотя отношение к ней отца вряд ли могло служить предметом веселья, особенно сейчас.
Паркер рассмеялся над ее остроумным замечанием, но тут же, став серьезным, объявил:
— Пусть твое сердце и принадлежит лыжнику, надеюсь, это не означает, что с нашими прогулками, обедами и теннисными матчами покончено. Я всегда прекрасно проводил с тобой время. Честное слово.
Они перешли к обсуждению планов дальнейшего обучения Мередит, ее поступления в колледж, намерений последовать примеру предков и когда-нибудь обязательно занять президентское кресло в фирме отца. Паркер, казалось, единственный понимал ее чувства, справедливость желания занять законное место в компании и искренне верил, что она добьется всего, если только пожелает.
И теперь, стоя в спальне, Мередит думала о том, как встретится с ним после целого года разлуки, и заранее пыталась привыкнуть к мысли, что Паркер навсегда останется для нее всего лишь другом. Конечно, сердце больно сжималось, но девушка была уверена в его дружбе, и это для нее тоже значило очень много.
Лайза отошла от шкафа с охапкой одежды в руках и швырнула все на постель, рядом с открытым чемоданом.
— Опять грезишь наяву о Паркере, — ехидно пропела она. — У тебя при этом всегда становится такая мечтательная физио…
Она осеклась при виде Ника Терне, появившегося на пороге. За его спиной маячили двое друзей.
— Я говорил этим парням, — провозгласил он, показывая подбородком на приятелей, — что в этой комнате они увидят столько красоты, сколько не найдется во всем штате Коннектикут, но так как я оказался здесь первым, то право выбора принадлежит мне, и я выбираю Мередит!
Подмигнув Лайзе, Ник отступил.
— Джентльмены, — воскликнул он, делая широкий жест рукой, — позвольте мне представить вас красотке номер два.
Молодые люди со скучающе-дерзким видом, безупречно одетые, типичные представители» Айви Лиг» [3] , вошли в комнату, свысока взглянули на Лайзу и застыли на месте.
Мускулистый блондин первым пришел в себя.
— Вы, должно быть, Мередит, — сказал он Лайзе, и по расстроенному лицу было ясно: он считает, что Ник узурпировал лучшую девушку во всем Бенсонхерсте.
— Я Крейг Хаксфорд, а это Чейз Вотье.
Он кивком показал на темноволосого юношу, смотревшего на Лайзу с видом человека, наконец-то обнаружившего совершенство.
Лайза, сложив руки на груди, С веселым изумлением разглядывала непрошеных гостей:
— Я не Мередит.
Их головы одновременно повернулись к противоположному углу комнаты, где стояла Мередит.