— — Ум, опыт и умение. Кроме машинописи и стенографии, я еще закончила юридические курсы работников среднего звена и могу быть делопроизводителем и счетоводом. Кроме того, я умею еще кое-что, недоступное нынешним двадцатилетним девицам.
— Что же именно?
— Грамотно писать!
Полные превосходства тон и явное презрение ко всему считающемуся менее чем идеальным почему-то понравились Мэтту. В ней чувствовалась какая-то холодная гордость, которая восхищала его, к кроме того, Мэтт ощущал ту же твердую решимость добиться совершенства, что и в самом себе. Мгновенно инстинктивно поверив, что именно Элинор подходит для этой должности, Мэтт без обиняков заявил:
— Рабочий день чересчур длинный, а жалованье не так велико. Я только начинаю дело. Если удастся пробиться на самый верх, я заберу вас с собой. Ваше жалованье будет расти в зависимости от усердия.
— Согласна.
— Я буду много путешествовать. Позже вам придется иногда сопровождать меня.
И, к удивлению Мэтта, светлые глаза сузились:
— Возможно, вам следует более определенно объяснить мои обязанности, мистер Фаррел. Женщины, несомненно, находят вас чрезвычайно привлекательным, однако…
Потрясенный тем, что она, очевидно, посчитала, будто он пытается за ней ухаживать, и рассерженный придирчивым критическим высказыванием насчет его привлекательности для остальных женщин, Мэтт ответил еще холоднее и сдержаннее, чем она:
— Ваши обязанности будут чисто секретарскими, и не больше. Меня не интересуют ни романы, ни флирт, я не желаю тортов на свой день рождения, лести, угодничества или ваших мнений по поводу дел, касающихся исключительно меня. Все, что мне потребуется, — ваше время и умение.
Он вел себя гораздо резче, чем обычно, возможно, не столько из-за отношения к нему Элинор, сколько из-за увиденного утром снимка Мередит, но она ничуть не возражала и скорее предпочитала именно предложенные им отношения.
— Я нахожу это совершенно приемлемым, — объявила она.
— Когда вы сможете начать?
— Сейчас.
Мэтт никогда не пожалел о своем решении. Уже через неделю он понял, что, подобно ему, Элинор Стерн может работать неустанно, с утра до вечера, в таком же убийственном темпе, не валясь с ног и не жалуясь. Чем больше обязанностей он возлагал на нее, тем больше она выполняла. Они так и не переступили воздвигнутого между ними барьера, сначала были попросту слишком поглощены общей работой, а позже это, казалось, вообще потеряло всякое значение. Они следовали установленному порядку, и такое сотрудничество совершенно удовлетворяло их обоих. Мэтт действительно поднялся на самый верх, а Элинор трудилась рядом с ним, без нытья и жалоб. По правде говоря, она стала неоценимым сотрудником, и Мэтт, верный слову, по-королевски вознаградил ее преданность и верность: теперь жалованье мисс Стерн составляло шестьдесят пять фунтов в год — больше, чем у любого руководителя среднего уровня компании «Интеркорп».
Теперь Элинор последовала за Мэттом в офис и молча ждала, пока он кладет портфель на письменный стол из полированного розового дерева. Обычно он вручал ей микрокассету с записанными инструкциями и надиктованным текстом, который было необходимо перепечатать.
— Сегодня диктовать нечего, — пояснил он, вручая ей груду папок. — И я не успел прочитать контракт Симпсона в самолете. У «Лира» что-то с двигателем, поэтому пришлось лететь коммерческим рейсом. У ребенка на переднем сиденье, очевидно, болели уши, и он весь полет вопил как резаный.
Поскольку он первым начал беседу, мисс Стерн сочла своей обязанностью поддержать разговор:
— Кто-то должен был ему помочь.
— Мой сосед вызвался удушить его, — вздохнул Мэтт, — но мать не пожелала прислушаться ни ко мне, ни к нему.
— А что предложили вы?
— Рюмку водки и немного бренди. Закрыв портфель, он спросил:
— А каков здешний контингент?
— Некоторые весьма добросовестны. Однако Джоанна Саймон, мимо которой вы проходили по до роге сюда, едва справляется. По слухам, она была больше чем секретарем для мистера Морриси, чему я склонна верить. И поскольку она совершенно ничего не умеет делать, разумнее всего предположить, что ее таланты лежат в другой области.
Мэтт едва обратил внимание на неодобрительно поджатые губы и, показав головой на смежный с офисом конференц-зал, спросил:
— Все собрались?
— Конечно.
— Повестка дня роздана?
— Конечно.
— Через час я ожидаю звонка из Брюсселя, — на ходу сообщил Мэтт. — Соедините меня, но на остальные звонки отвечайте, что я не смогу подойти.
Шесть наиболее способных вице-президентов «Интеркорпа» расселись на длинных диванах с темно-красной обивкой, стоявших по обеим сторонам большого стеклянного с мрамором журнального стола в конференц-зале. При виде Мэтта мужчины встали и обменялись с ним рукопожатием. Каждый внимательно изучал шефа, пытаясь понять по его глазам, каковы результаты поездки в Грецию.
— Рад, что вы вернулись, Мэтт, — сказал Том Эндерсон. — Не держите нас в напряжении. Как дела в Афинах?
— Чрезвычайно приятный город, — заверил Мэтт. — И кроме того, теперь у «Интеркорпа» собственный флот танкеров.
Триумф, торжество, искреннее и неудержимое, разлилось на лицах присутствующих, и немедленно началась оживленная дискуссия по поводу того, как лучше использовать новое добавление к приобретениям «Интеркорпа».
Откинувшись в кресле, Мэтт наблюдал за высокопоставленными администраторами, каждый из которых считался лучшим в своей области. Все шестеро были энергичными, преданными делу людьми. Пятеро окончили Гарвард, Принстон, Иель, Лос-Анджелесский университет и Массачусетский технологический институт со степенями в таких отраслях, как международное банковское дело и маркетинг. Пятеро носили сшитые на заказ деловые костюмы по восемьсот долларов, дорогие египетские сорочки с монограммами и тщательно подобранные шелковые галстуки. По контрасту с ними шестой. Том Эндерсон, представлял собой режущую глаз, дисгармонирующую фигуру в зеленом с коричневым клетчатом пиджаке, зеленых брюках и пестром галстуке. Страсть Эндерсона к кричащей одежде служила источником неизменного веселья среди безупречно одетых людей в команде захвата, но они редко подтрунивали над ним. По правде говоря, трудно издеваться над шестифутовым гигантом весом в двести сорок пять фунтов.
Эндерсон окончил вечернюю высшую школу, никогда не учился в колледже и был вызывающе горд этим обстоятельством.