— Просто не верю ушам своим, — изумленно сказала Пейдж.
— Но это на самом деле так… трудно поверить, но мы с твоим отцом практически не имели никаких, разве что самых незначительных, проблем.
— Мама, опомнись, что ты говоришь?! Это ведь я, Пейдж! Ты что, не помнишь, что нам пришлось пережить?
— Я не понимаю, что ты имеешь в виду?! — Марибел поспешно отступила от дочери и направилась к двери.
— Не смей так поступать! — плача, крикнула Пейдж ей вслед. — Ты не смеешь так говорить после всего, что было… хватит этой твоей ханжеской лжи!.. «Незначительные проблемы». Неужели ты не помнишь, за кем ты была замужем? Что он вытворял все это время? Как ты можешь теперь лицемерить! Взгляни же на меня! Посмотри мне в глаза!
Мать медленно повернулась, словно не понимая, что такое вселилось в ее дочь. Тут из сада появился Брэд, увидел эту немую сцену, выражение лица Пейдж и интуитивно догадался, что за разговор произошел между матерью и дочерью.
— Почему бы вам не выяснить свои проблемы немного позже? — спокойно спросил он. Пейдж в ярости повернулась к мужу.
— Нечего указывать мне, что говорить и делать, ты, сукин сын! Ты днями и ночами трахаешься со своей девицей, а теперь хочешь, чтобы я терпела еще и это? Я не собираюсь больше терпеть и ее лицемерие. — Она снова повернулась к матери:
— Хватит лгать… Ты позволила ему сделать то, что он хотел! Ты еще ему и помогла! Ты открыла ему дверь и заперла за ним, а мне сказала, чтобы я осчастливила папочку… а мне было всего тринадцать лет!
Тринадцать! Ты заставила меня спать с собственным отцом! А Алексис была только рада передать мне эстафету, потому что занималась этим с двенадцати лет и была довольна, что ее наконец отпустили! Как ты смеешь теперь говорить, что ничего не было! Ты должна молиться на меня за то, что я еще пускаю тебя в свой дом и соглашаюсь видеться с тобой!
Марибел была бледна как мел, ее била мелкая дрожь.
— Это нелепые, чудовищные обвинения, Пейдж, и ты сама знаешь, что это ложь. Твой отец никогда ничего подобного не делал. Это чудовищная клевета!
— Он сделал это, а ты его покрывала! — Она повернулась к ним спиной и разрыдалась. Но Брэд боялся приблизиться к ней. Вдруг она повернулась и с яростью бросила матери:
— Мне понадобилось много лет, чтобы суметь забыть этот кошмар. Я еще могла бы выдержать все это, если бы ты раскаялась и готова была извиниться…
Но ты неизменно делала вид, что ничего не было!
В кухню вошла ничего не подозревавшая Алексис.
Она только что кончила разговаривать с Дэвидом.
— Ты не можешь заварить мне чай с ромашкой? — проворковала она, обращаясь к Пейдж. Та бросила на сестру яростный взгляд.
— Я не верю вам обеим. Вы столько лет прожили, пытаясь сделать вид, что ничего такого не было. Вы и сейчас живете, опутанные чудовищным притворством. А ты, Алексис, даже открыть себе бутылку воды не можешь!
Как вы можете так жить? Как вы можете так унижать свое достоинство? Зачем вообще вы живете? Какой от вас прок?
Алексис, поняв, что происходит, явно перепугалась:
— Извини… я не хотела…
— Держи! — Пейдж бросила сестре бутылку воды, и та едва успела поймать ее на лету. — Мама только что заявила мне, что наш папочка никогда не трахал нас обеих, ни меня, ни тебя, когда мы были маленькими. Ты этого не забыла, Алекс? Или у тебя тоже провал в памяти? Ты не помнишь, как была довольна, что я тебя подменила? А? Она в отчаянии смотрела на них. — Он делал это до тех пор, пока мне не исполнилось шестнадцать и я не пригрозила сообщить обо всем в полицию. У вас на это смелости не хватило. Как вы могли это терпеть! Как вы смели покрывать его? — Она начала всхлипывать. — Я этого никогда не могла понять! — Особенно после того, как у нее самой появились дети. Брэду было невыносимо тяжело все это слышать. В свое время Пейдж рассказала все ему, но никогда еще он не присутствовал при такой сцене, никогда она еще не обвиняла мать и сестру при нем.
— Как ты можешь говорить такое! — Алексис сделала вид, что потрясена ее словами. — Ведь папа был врач!
— Именно, — бросила Пейдж сквозь слезы. — Я тоже раньше думала, что это имело какое-то значение, но ведь это оказалось не так? Мне понадобилось много лет, чтобы после домашнего скандала справиться со страхом перед врачами. Я всегда боялась, что меня изнасилуют.
Даже когда я забеременела, и то смогла пойти к гинекологу только на пятом месяце — так я боялась. Отличный был мужик наш папочка, прекрасной души человек, великолепный врач.
— Он был просто святой, — возразила Марибел Аддисон, — ты прекрасно это знаешь.
Алексис инстинктивно прильнула к ней, и женщины обнялись, как бы защищаясь от общего врага. Было ясно, что они никогда не признают ее правоту.
— И знаешь, что самое грустное, Алекс? — продолжила Пейдж. — После этого ты исчезла. В восемнадцать лет ты вышла замуж за Дэвида и сделала себе новое лицо, новые груди, новое тело и новую душу. От прежней Алексис ничего не осталось. Ты и в самом деле стала теперь другой женщиной, и можно утверждать, что с тобой ничего такого не случилось.
Алексис молчала — она еще никогда не испытывала такого ужаса и страха.
— Успокойся, — подошел к жене Брэд. Господи, как не вовремя все это случилось — на Пейдж столько всего свалилось за последний месяц. — Только успокойся, только не совершай той же ошибки.
— Почему же нет? — повернулась Пейдж к мужу. — А?
Ты разве не хочешь, чтобы я тоже сделала вид, что ничего не случилось? Почему бы и нет? Разве я не могу притвориться, что не замечаю, как ты каждую ночь уходишь трахаться со Стефани и при этом ведешь себя так, будто ничего особенного не происходит? У нас была бы такая замечательная жизнь… Не для того я столько перенесла, чтобы теперь делать вид, что ничего не случилось, что все в порядке!
— Хорошо, пусть так, но почему ты думаешь, что все остальные могут вынести такую степень откровенности?
Об этом ты думала? — с горечью возразил Брэд.
— Думала!
— Им же нужно какое-то убежище, им хочется забыть это страшное прошлое.
— А я не могу так жить, Брэд!
— Я знаю, — тихо ответил он. — И это мне всегда нравилось. — Он явно говорил в прошедшем времени, и она поняла это.
Мать и сестра к этому времени уже успели покинуть кухню, и Пейдж растерянно стояла посреди комнаты, пытаясь справиться с волнением. Брэд с тревогой наблюдал за ней.
— С тобой все в порядке?
Он беспокоился за нее, зная, впрочем, что не может сделать для нее того, чего она ждала от него. Он теперь ничем не может ей помочь. Но по крайней мере он еще может быть откровенен с ней.