— Не знаю, — честно ответила она. — Но я рада, что наконец-то сказала им все. Меня всегда волновал вопрос — неужели моя мать и в самом деле верит во всю эту чушь о том, что ничего не было, или просто врет, чтобы покрыть его и себя?
— Какая разница! Все равно она не скажет тебе правды, и Алексис тоже. Неужели ты не понимаешь? Даже и не рассчитывай.
Она кивнула. Да, ужасный выдался вечер, но зато теперь она чувствовала облегчение. Пейдж вышла немного посидеть на воздухе, а потом вдруг вздумала проведать Алисон. Было уже поздно, но ей почему-то непреодолимо хотелось повидать дочь. Она предупредила Брэда и уже через несколько минут сидела в отделении интенсивной терапии. Но сегодня у нее не было желания говорить с Алисон — она просто сидела молча, думая о дочери, о себе, о своей семье. Какой она была всего три недели назад. Как ей не хватало Алисон, как хотелось ей поговорить с дочерью, излить свою душу!
— Миссис Кларк! С вами все в порядке? — около девяти вечера окликнула ее одна из сестер. Пейдж была бледна, она сидела неподвижно, глядя на дочь, и сестра решила, что Пейдж нездорова. Пейдж лишь кивнула в ответ и продолжала сидеть, а через полчаса в палате появился Тригви.
— А я-то думал, где ты, — прошептал он, словно боясь нарушить установившуюся тишину. — Не знаю почему, но я почувствовал, что ты здесь. — Он улыбнулся и только тут увидел, какое у нее выражение глаз. Было видно, что она недавно плакала. Вообще вид у нее был не лучший. — Что с тобой, Пейдж?
— Да ничего. — Она пожала плечами и устало улыбнулась. — Я сегодня немного забылась и наговорила своим много лишнего.
— Помогло?
— Не знаю. Наверное, не особенно. Во всяком случае, это мало что изменило. Но зато мне стало легче.
— Ну тогда это стоит свеч.
— Да. Наверное.
Вид у нее был по-прежнему не слишком уверенный, и Тригви понял, что ей снова пришлось туго. С Алисон было все так же, как обычно. Значит, причина в чем-то другом.
— Не выпить ли нам по чашечке кофе?
Пейдж безучастно пожала плечами, но все-таки отправилась с Тригви в кафетерий, сопровождаемая сочувственным взглядом сестры, которой было ужасно жалко Пейдж — ведь ей пришлось столько вынести, и так мало надежды на улучшение состояния дочери. Она давно работала в отделении, но так и не смогла привыкнуть к страданиям пациентов, особенно если пациент — ребенок.
Тригви налил ей чашку кофе в автомате. Пейдж по-прежнему сидела молча. Ее состояние беспокоило его.
Никогда ее глаза не казались такими огромными и такими голубыми.
— Что случилось? — наконец спросил он, когда она отпила несколько глотков.
— Не знаю… просто я не выдержала всего этого…
Алли… Брэд… и моя мамочка.
— Но что-то еще произошло? — Он пытался понять, но она не давала ему ни одного намека. Тригви очень хотелось чем-то помочь ей.
— Ничего такого, чего бы уже не было раньше. Моя мама по-прежнему пребывает в безмятежном состоянии духа, и меня это в конце концов завело. — Она горько улыбнулась. — Может, не стоило этого делать, но я все-таки не выдержала. У меня не было выбора. Я сказала ей, что у нас с Брэдом проблемы, — глупо с моей стороны, конечно. Ну а в ответ я услышала от своей мамочки нечто невероятное: она привела мне в пример ее отношения с отцом. — Она колебалась, не зная, как сказать Тригви об этом, а он интуитивно опасался расспрашивать дальше. — Дело в том, что я с отцом… — начала она, но вдруг смолкла и отхлебнула еще глоток кофе. — В общем, мы… у нас были довольно странные отношения. — Пейдж закрыла глаза и долго сидела неподвижно. По щекам ее струились слезы. Раньше не хотела ничего говорить Тригви, но теперь она чувствовала, что должна договорить до конца. Она всегда хотела быть с ним откровенной, а это значило, что нужно рассказать ему все.
— Ничего, ничего, Пейдж. — Он чувствовал, как ей нелегко. — Не говори ничего такого, что тебе не хочется.
— Нет… — Она взглянула на него заплаканными глазами… — Я хочу рассказать тебе… — Она глубоко вздохнула и продолжала:
— Мы… я… он приставал ко мне, когда мне исполнилось тринадцать… и… в общем… он спал со мной… совершал со мной половые акты… и мать знала об этом.
Не просто знала… — Пейдж задыхалась, — она меня фактически заставила… он спал с Алексис четыре года перед этим… и моя мать его просто боялась. Он был ненормальным, он ее бил, и она позволяла ему делать все, что он захочет. Она говорила, что мы должны «делать его счастливым», чтобы он не искалечил нас… Она сама приводила его ко мне, а потом запирала за ним дверь. — Пейдж дрожала от волнения, и Тригви обнял ее.
— Боже, Пейдж… это чудовищно… просто страшно… — Он убил бы любого, кто посмел бы так надругаться над его дочерью.
— Знаю. Я много лет пыталась преодолеть это. В семнадцать лет я ушла из дома и работала официанткой, чтобы платить за квартиру. Мать говорила, что я поступила ужасно, что я их предала, что я разбила его сердце… Так что, когда он умер вскоре после этого, я думала, что действительно убила его.
Потом я познакомилась с Брэдом, мы поженились и уехали из Нью-Йорка. Я нашла хорошего психотерапевта, и он помог мне справиться с этой проблемой. Но теперь моя мать приехала и старательно делает вид, что ничего подобного не было. Это меня окончательно вывело из равновесия, я не понимаю, как она смеет… как она может оправдывать его, зная все, что он вытворял… Сегодня вечером она сказала, что это был святой человек.
Я просто взорвалась.
— Неудивительно, — понимающе сказал Тригви и погладил ее по волосам так, словно она была маленькой девочкой. — Поразительно, как ты вообще еще поддерживаешь с ней отношения.
— Я и не поддерживаю. Но после несчастного случая с Алисон невозможно было ее удержать дома. Я знаю, не надо мне было соглашаться на ее приезд, но мне казалось, что я смогу не касаться запретных тем, сумею делать вид, что у нас нормальные отношения. Но я ошиблась — каждый раз, когда я ее вижу, вспоминаю то время, когда мне было тринадцать… Она нисколько не изменилась, да и Алексис тоже…
— А как твоя сестра справилась со всем этим?
— Отец не трогал ее, когда начал спать со мной, — проговорила Пейдж и прижалась к Тригви. — В восемнадцать лет Алексис вышла замуж. Мне тогда исполнилось всего пятнадцать. Она сбежала из дома с сорокалетним мужчиной. Дэвид и сейчас ее муж. Не думаю, что у них слишком теплые отношения, — я подозреваю, что он «голубой», во всяком случае, я знаю, что у него был любовник в течение нескольких лет. Дэвид чем-то напоминал ей отца. И кроме того, Алексис здорово поработала над собой — сделала себе новое тело, новое лицо, новую фамилию. Дэвид не раз делал ей пластические операции, она это обожает. Алексис тоже предпочитает не вспоминать о прошлом — встала на сторону матера, делая вид, что ничего и не было.