– Спасибо за проповедь. Учту в следующий раз, когда стану рубить дрова.
– Вижу, вам она не понравилась. Тогда у меня есть для вас анекдот. Знаете, в чем разница между сомом и судебным адвокатом?
– Хм… не знаю, детектив.
– Один – придонный падальщик, а другой – рыба.
Он шумно захохотал. Я встал. Мне пора было идти.
– Надеюсь, вы чистите зубы после подобной пищи, – заметил я на прощание. – Иначе туго придется вашему напарнику.
Я зашагал прочь, размышляя о том, что он сказал о поленнице, а Сэм Скейлз – о легальном мошеннике. Сегодня такие сентенции сыпались на меня со всех сторон.
– Спасибо за совет! – крикнул мне вдогонку Керлен.
Тед Минтон добился конфиденциальности нашей беседы по делу Руле, назначив встречу, когда помощник окружного прокурора, занимавший с ним один кабинет, присутствовал на слушании в суде. Молодой юрист встретил меня в зале ожидания для посетителей и повел к себе. Мне он показался не старше тридцати лет, но его вид, осанка и манеры говорили о самоуверенности. По сравнению с ним я был старше лет на десять и имел в активе сотни судебных процессов, тем не менее он не выказывал в отношении меня никаких признаков пиетета. Он держался так, словно встреча являлась для него просто скучным мероприятием, досадной помехой – в общем, неким вынужденным неудобством, с которым, хочешь не хочешь, приходится мириться. Что ж, обычное дело, ничего нового. Мне только на руку.
Когда мы добрались до его маленького офиса без окон, он предложил мне стул своего соседа по кабинету и закрыл дверь. Мы сели и посмотрели друг на друга. Я дал ему возможность заговорить первым.
– Итак, – сказал он. – Прежде всего я хотел с вами повидаться. Я здесь лицо в каком-то смысле новое и еще не познакомился со многими членами адвокатской коллегии. Знаю, вы один из тех юристов, сфера деятельности которых охватывает весь округ, но мы прежде друг с другом не сталкивались.
– Возможно потому, что вы не так много работали в судебных процессах.
Он улыбнулся и кивнул, как если бы я заработал очко.
– Пожалуй, это правда, – сказал он. Тем не менее должен вам сказать, что, когда я учился на юриста в Южнокалифорнийском университете, то читал книгу о вашем отце и судебных процессах, которые он вел. Кажется, она называлась «Холлер для защиты». Что-то в таком духе. Интересный человек и интересные времена.
Я с улыбкой кивнул в ответ.
– Он скончался задолго до того, как я мог по настоящему его узнать, но в доме имелось несколько книг о нем и я прочел их все по многу раз. Вероятно, именно поэтому я выбрал эту стезю.
– Наверняка нелегко знакомиться со своим отцом по книгам?
Я пожал плечами. Я не считал, что нам с Минтоном нужно общаться настолько близко, чтобы это обсуждать, особенно в свете того, что я собирался с ним сделать.
– Но видимо, такое все же случается, – сказал он.
– Н-да…
Он деловито хлопнул в ладони и стиснул их, жестом, который мог означать: «Итак, приступим».
– О'кей, мы собрались здесь, чтобы поговорить о Льюисе Рулете, не так ли?
– Его фамилия произносится на французский лад: «Ру-ле».
– Ру-ле. Понял. Давайте посмотрим; у меня тут есть для вас кое-что.
Он крутанулся на стуле спиной к столу, достал тонкую папку и, повернувшись обратно, протянул мне.
– Я хочу играть честно и в открытую. Здесь собраны для вас последние результаты следствия на данный момент. Я знаю, что не обязан предоставлять их вам до официального предъявления обвинения, но, черт возьми, хочу проявить гостеприимство.
Мой опыт показывал: когда прокуроры говорят вам, что играют с вами честно и честнее честного, надо держать ухо востро. Я пролистал досье, но особенно ни во что не вчитывался. То, что собрал для меня Левин, было по меньшей мере вчетверо толще. Меня не удивило, что у Минтона так мало. Я подозревал, что он от меня что-то утаивает. Большинство прокуроров вынуждают вас бороться за получение материалов проведенного штатом расследования – обращаться за ними по многу раз, вплоть до жалоб судье, – а Минтон непринужденно, как бы между делом, передавал мне по крайней мере часть материалов. Либо ему еще предстояло научиться многому, что, по моим представлениям, свойственно прокурорам, занимающимся делами о тяжких преступлениях, либо тут крылся какой-то подвох.
– Здесь все? – спросил я.
– Все, чем я располагаю.
Это было в порядке вещей. Если у прокурора пока не хватало каких-то материалов, тогда он мог задержать передачу документов защите. Я знал абсолютно достоверный факт – будучи некогда женатым на прокурорше, – что для обвинителя вполне естественно велеть полицейским детективам повременить с представлением всех бумаг, а потом заявить защитнику, что хочет играть честно, на деле не давая ему практически ничего. Адвокаты часто называют правила обеспечения их следственными документами мошенническими. Правда, то же можно сказать и про другую сторону. Понятно, ведь представление документов по делу – улица с двусторонним движением.
– Вы собираетесь выйти вот с этим на судебный процесс?
Я помахал в воздухе папкой, как бы подчеркивая ее легковесность, как и самого дела.
– Пока это не важно. Но если вы хотите поговорить о досрочном решении, о судебной сделке, то я готов вас выслушать.
– Нет, ну о какой судебной сделке можно говорить? Мы идем вперед с открытым забралом. Мы намерены отказаться от права на предварительные переговоры и выходим прямо на процесс. Никаких проволочек.
– Он не намерен отказываться от безотлагательного судебного разбирательства?
– Ни в коем случае. У вас шестьдесят дней, начиная с понедельника, чтобы выстроить свою версию либо отказаться от обвинений.
Минтон лишь чуть поджал губы, как если бы сказанное мной стало не неприятным сюрпризом, а лишь малым неудобством. Дымовая завеса удалась ему неплохо. Я знал, что нанес чувствительный удар.
– Что ж, в таком случае, вероятно, нам следует поговорить о документах с вашей стороны. Что у вас есть для меня?
Он оставил свой обходительный тон.
– Я пока свожу материалы воедино, картина еще не полная, – ответил я. – Но она будет готова к моменту предъявления обвинения, в понедельник. Однако наверняка большая часть того, чем я располагаю, и без того уже находится вот в этой вашей папке, как вы считаете?
– Вполне возможно.
– Вам ведь уже известно, что так называемая жертва, из-за которой возбудили дело против моего клиента, проститутка? И что с момента так называемого инцидента она продолжает свое занятие?
Рот Минтона открылся примерно на полдюйма, и хотя тут же опять закрылся, его реакция являлась красноречивым знаком. Я нанес ему еще один чувствительный удар, однако он тотчас от него оправился.