Но звонила Мэгги Макферсон.
– У вас все в порядке? – спросил я. Обычно она не объявлялась так поздно.
– Да.
– Где Хейли?
– Спит. Я не хотела звонить, пока она не угомонилась.
– Что-нибудь случилось?
– Сегодня по нашему офису о тебе ходили странные слухи.
– Ты имеешь в виду, что я убил Анхеля Левина?
– Холлер, это серьезно?
Кухня была слишком мала для стола и стульев. Я не мог отойти далеко при коротком телефонном шнуре, поэтому уселся на кухонную стойку. Сквозь окно над раковиной виднелись мерцающие огни в деловой части города и зарево на горизонте, исходившее от стадиона «Доджер».
– Да, положение серьезное. Меня подставили, и я на грани ареста за убийство Анхеля.
– О Боже, Майкл, неужели такое возможно?
– Много разных составляющих: порочный клиент, злобный, завистливый коп, глупый адвокат, соль и сахар по вкусу – вот и блюдо готово.
– Это Руле? Он убил?
– Я не могу обсуждать с тобой своих клиентов, Мэгз.
– Что ты собираешься делать?
– Не беспокойся, у меня все под контролем. Со мной все будет в порядке.
– А с Хейли?
Я понимал, о чем она. Она просила меня оградить от всего этого Хейли. Нельзя, чтобы девочка ходила в школу и слышала, как дети болтают об ее отце как о подозреваемом в убийстве, чье имя и лицо красуются во всех «Новостях».
– С Хейли все будет нормально. Она ничего не узнает. Никто вообще не узнает, если я разыграю все правильно.
Мэгги промолчала, и мне больше нечего было сказать, чтобы ее убедить или утешить. Я сменил тему разговора, стараясь, чтобы голос звучал уверенно, даже ободряюще:
– Как там твой приятель Минтон сегодня после заседания?
Она ответила не сразу, видимо, не желая менять тему.
– Выглядел он прекрасно. Но Смитсон послал туда, к вам, наблюдателя, потому что это первый сольный выход Минтона.
Я удовлетворенно кивнул. Я как раз рассчитывал на Смитсона, который командовал ван-нуйсским филиалом и как начальник направил кого-то приглядывать за новичком Минтоном.
– Есть какая-нибудь обратная связь?
– Нет, пока нет. Во всяком случае, я не слышала. Послушай, Холлер, я действительно беспокоюсь насчет того дела. Ходят слухи, будто тебе предъявили ордер на обыск прямо в зале суда. Это правда?
– Н-да. Но не волнуйся. Говорю тебе, я контролирую ситуацию. Все закончится хорошо. Обещаю.
Я не сумел унять ее страхов. Она думала о нашей дочери и о вероятном скандале. Она также немного думала и о себе и о том, как это скажется на ее шансах продвинуться по службе, если ее бывшего мужа лишат звания адвоката или обвинят в убийстве.
– Если все полетит к чертям, ты ведь еще не передумала быть моим первым клиентом?
– Ты о чем?
– «Агентство по предоставлению лимузинов с шофером» под началом экс-адвоката. Ты поддержишь коммерцию?
– Холлер, ситуация не располагает к шуткам.
– А это вовсе не шутка, Мэгги. Я уже некоторое время подумываю о том, чтобы уйти из системы. Еще до того, как началась нынешняя заваруха. Я именно об этом говорил тебе в тот вечер. Не могу больше этим заниматься.
Последовало долгое молчание, прежде чем она ответила:
– Как бы ты ни поступил, мы с Хейли полностью тебя поддерживаем.
Я был тронут.
– Ты не представляешь, насколько мне важны эти слова.
Она вздохнула в трубку:
– Как тебе это удается, Холлер.
– Что именно?
– Ты судебный адвокат с сомнительной репутацией, дважды разведенный, с оставленной восьмилетней дочерью. И все мы тебя до сих пор любим.
Теперь надолго замолчал я. Вопреки всему я улыбался.
– Спасибо, Свирепая Мэгги, – наконец промолвил я. – Спокойной тебе ночи. – И повесил трубку.
Вторник, 24 мая
Второй день судебного процесса начался с вызова в срочном порядке нас с Минтоном в кабинет судьи. Судья Фулбрайт хотела побеседовать только со мной, но правила ведения судебного процесса не позволяли ей общаться со мной с глазу на глаз о чем бы то ни было, исключив из беседы прокурора. Кабинет ее просторный, с письменным столом и отдельным гостиным уголком, окруженный тремя стенами полок с юридической литературой. Она велела нам занять места перед своим столом.
– Мистер Минтон, – начала судья, – я не могу приказать вам не слушать, но мне нужно поговорить с мистером Холлером, и надеюсь, вы не будете слушать или участвовать. Разговор не имеет отношения к вам и, насколько я знаю, к делу Руле.
Минтон, застигнутый врасплох, не понимал, как реагировать. Он удивленно открыл рот и сплел пальцы.
– Мистер Холлер, есть ли что-либо, что вам необходимо довести до моего сведения? Имея в виду, конечно, что вы сидите рядом с прокурором?
– Нет, судья, все в порядке. Извините, если вам вчера доставили беспокойство.
Я старался как мог изобразить на лице сокрушенную улыбку, как бы давая понять, что ордер на обыск – просто докучливый момент, причиняющий напрасные неудобства.
– Едва ли это можно назвать беспокойством, мистер Холлер. Мы вложили много времени в это судебное дело. Один лишь отбор присяжных… Надеюсь, все это не пойдет прахом. Я не намерена проделывать все заново. Мой рабочий график и так переполнен.
– Простите, судья Фулбрайт, – произнес Минтон. – Могу я просто спросить, что…
– Нет, не можете! – оборвала она его. – То, о чем мы говорим, не касается процесса, за исключением разве что хронометража. Если мистер Холлер заверяет меня, будто у нас нет никакой проблемы, тогда я верю ему на слово, не требуя подробных разъяснений. – Она многозначительно посмотрела на меня. – Могу я рассчитывать на ваше слово, мистер Холлер?
Я помедлил в нерешительности, прежде чем ответить. Судья намекала мне, что придется платить адскую сумму, если я нарушу слово и глендейлское расследование приведет к полному срыву процесса по делу Руле либо к судебному разбирательству с нарушением процессуальных норм.
– Даю вам слово.
Она встала и повернулась к вешалке в углу. Там на плечиках висела ее черная мантия.
– Хорошо, тогда вернемся к делу, господа. Нас ждут присяжные.
Мы с Минтоном покинули кабинет и вошли в зал суда со стороны секретарского стола. Руле ждал, расположившись на адвокатском стуле.
– Какого черта все это значит? – шепнул мне Минтон.
Он, конечно, прикидывался дурачком. Он не мог не слышать тех же самых слухов, которых набралась в кулуарах канцелярии окружного прокурора моя бывшая жена.