Уинслоу:
— Нет. Я оставил ее у одной знакомой девчонки. Собака живет у нее, поскольку моя мамаша не одобряет домашних животных. Считает, что они гадят где придется, а у нее типа прачечная и всюду разложены выстиранные вещи.
Уокер:
— Но кто же все-таки убил девушку?
Уинслоу:
— А я откуда знаю? Она была мертва, когда я ее нашел.
Уокер:
— И ты лишь угнал ее машину и выпотрошил сумочку?
Уинслоу:
— Точно так. Это все, что я сделал. И в этом признаюсь.
Уокер:
— К сожалению, Алонзо, это не согласуется с имеющимися у нас уликами. Так, эксперты обнаружили на теле твою ДНК.
Уинслоу:
— Ничего они не обнаружили. Вы все врете!
Уокер:
— Нет, не врем. Ты убил ее, парень, и тебе придется ответить за это.
Уинслоу:
— Нет! Я никого не убивал!
Сходный с этим диалог продолжался на оставшихся ста страницах. Полицейские продолжали лгать подозреваемому и выдвигать против него обвинения в убийстве, Уинслоу же все отрицал. Заканчивая чтение, я вдруг осознал одну вещь, выделявшуюся из текста, как аршинные буквы заголовка. Алонзо Уинслоу так ни разу и не сказал, что сделал это. Не признался в том, что задушил Дениз Бэббит. Более того, многократно, как минимум пару десятков раз, отрицал это. Его единственное признание в так называемом признательном документе заключалось в том, что он забрал из сумочки жертвы деньги и оставил машину с трупом в багажнике на пляже около парковки. Но от этого до добровольного признания в убийстве было как до луны.
Я поднялся с места и быстрым шагом направился к себе в ячейку, где начал рыться в пачке старых газет на полке в поисках пресс-релиза, распространенного полицейским управлением Санта-Моники после ареста Уинслоу. Найдя наконец нужный номер, я положил на стол страницу со статьей и внимательно прочитал. Обладая знанием, полученным после изучения документов по делу Уинслоу, я довольно быстро понял, как полиция посредством манипуляций заставила средства массовой информации опубликовать то, что не соответствовало истине.
«Полиция Санта-Моники выпустила сегодня официальное заявление относительно того, что шестнадцатилетний член уличной банды из южного Лос-Анджелеса арестован и препровожден в место заключения за убийство Дениз Бэббит. Подросток, чье имя не может быть обнародовано согласно закону о возрасте преступника, пребывает в данный момент в месте временного содержания несовершеннолетних в Силмаре.
Представитель сил правопорядка сообщил, что детективов вывели на след подозреваемого отпечатки пальцев, найденные в машине жертвы, после того как ее тело обнаружили в багажнике в субботу утром. Подозреваемый был задержан в квартале Родиа-Гарденс в Уоттсе, где, как считается, имели место похищение и убийство упомянутой выше Дениз Бэббит.
Подозреваемому предъявлены обвинения в убийстве, похищении, изнасиловании и грабеже. В своем признательном заявлении подозреваемый сообщил, что оставил машину с трупом в багажнике на пляже рядом с парковочной площадкой в Санта-Монике, чтобы отвести подозрения от обитателей Уоттса.
Полиции Санта-Моники выражает благодарность полицейскому управлению Лос-Анджелеса за содействие в поимке подозреваемого и препровождении его в место заключения».
Вообще-то пресс-релиз нельзя было назвать неточным, ибо многие приведенные в нем факты отвечали действительности, но я, глядя на него глазами умудренного знанием и опытом журналиста и читая между строк, хорошо видел, как наряду с установленными фактами в текст внедрялась ложная информация. В частности, о том, что преступник якобы признался в совершенном убийстве, чего на самом деле и близко не было. Адвокат Уинслоу сказал правду: это так называемое признание не стоило и гроша, и у него имелись хорошие шансы выиграть процесс.
Бытует мнение, что посредством журналистского расследования можно ниспровергнуть даже президента, но это нечто вроде журналистской Чаши Грааля, в реальности же добиться освобождения несправедливо обвиненного в преступлении обычного человека ничуть не менее почетно и важно. И плевать, что со мной и Сони Лестером в квартале Родиа-Гарденс обошлись, скажем так, не слишком любезно: оправдание невинного подростка в глазах широкой публики окупает все моральные издержки такого рода. Тем более что Алонзо Уинслоу, который, кстати сказать, официально не признан пока виновным ни по одному из предъявленных ему обвинений, уже фактически осужден и назван преступником и убийцей средствами массовой информации.
Между прочим, я сам принимал косвенное участие в этом своеобразном суде Линча и теперь осознал, что в моих силах все исправить и сделать в своей жизни нечто по-настоящему хорошее и праведное. А именно вытащить парня из тюрьмы.
Тут мне в голову пришла одна любопытная мысль, и я оглядел свой стол в поисках собранных Анджелой материалов о найденных в багажнике трупах. Потом, правда, вспомнил, что выбросил их, вскочил со стула, выбежал из новостного зала, торопливо спустился по лестнице в кафетерий и направился к мусорному баку, куда швырнул распечатки Анджелы. Оставшись в кафетерии после ее ухода, я небрежно пролистал бумаги, после чего отверг их, будучи уверенным, что старые истории о найденных в багажнике трупах не могут иметь никакой связи с делом шестнадцатилетнего подростка, обвиненного в убийстве стриптизерши.
Теперь, однако, я не был столь безоговорочно уверен в этом. Мне вспомнились некоторые детали репортажа из Лас-Вегаса, которые в свете выводов, сделанных мной после чтения «признания» Алонзо Уинслоу, уже не казались слишком абстрактными и удаленными от нынешних событий.
Мусорный бак, куда я отправил бумаги Анджелы, представлял собой большой стандартный металлический ящик с крышкой, сняв которую, я понял, что мне здорово повезло: распечатки лежали поверх неприятного содержимого бака и нисколько не пострадали от остатков кофе, соусов и прочих жидких отходов.
Неожиданно меня осенило, что я мог просто включить поисковик «Гугл» и получить из Интернета все те сведения, которые добыла Анджела, без унизительного копания в мусорном баке. Однако бумаги теперь находились у меня прямо перед носом, а стало быть, тратить время на рысканье по Интернету не приходилось. Я вытащил распечатки из помойки и отнес на ближайший стол, чтобы еще раз просмотреть их.
— Эй!
Я поднял голову и увидел перед собой чрезвычайно полную женщину с забранными в сетку волосами. Уперев пухлые руки в необъятную талию, она с подозрительным и даже, пожалуй, воинственным видом гипнотизировала меня взглядом.
— Вы решили все так и оставить?
Я огляделся и заметил снятую и забытую мной на полу крышку от пресловутого мусорного бака.
— Извините.
Я вернулся к помойке и не без торжественности водрузил крышку на место, после чего решил, что просматривать бумаги мне будет спокойнее в новостном зале. Редакторы по крайней мере не забирают волосы в сетку и, глядя на меня, не подбочениваются.