В последний день пребывания в Теллуриде я позвонил Векслеру. Похоже, моему звонку он не обрадовался.
— Ты нашел то, что ожидалось от разработки «Стенли»?
— Нет, Джек, к сожалению, ничего. Я же говорил — сообщу, как только узнаю.
— Понятно. Но у меня остались вопросы. А у тебя?
— Брось, Джек. Самое правильное — смириться с неизбежностью.
— А как дела в Управлении специальных расследований? Они тоже смирились? Все ясно?
— Скорее всего да. С ними я не общался с прошлой недели.
— Тогда почему ты пытаешься найти информатора?
— Есть вопросы, как и у тебя. Речь о связях, теперь утраченных.
— Ты поменял мнение о деле Шона?
— Нет. Хочу лишь выстроить все по порядку. Необходимо выяснить, о чем он разговаривал с информатором и состоялся ли вообще их разговор. Как ты знаешь, дело Лофтон по-прежнему открыто. Не хотелось бы оставить это на Шоне.
Я вдруг заметил — брата перестали называть Маком. Да, ведь теперь Шон перестал служить в полиции...
* * *
В понедельник я вышел на работу, в «Роки-Маунтин ньюс». И, зайдя в отдел новостей, сразу почувствовал на себе взгляды. В этом не было ничего необычного. Я часто замечал, что на меня смотрят.
За мной видели то, о чем мечтал каждый из репортеров. Ни ежедневной мелочевки, ни обязательной строки в номер — полная свобода перемещения и возможность писать на выбранную тему.
Убийство. Хороший репортаж о нем привлекает внимание читателя. Несколько недель я описывал перестрелки в районе новостроек, печатая истории о преступнике, жертвах и их фатальных столкновениях.
В другие дни писал об убийстве на социальной почве, случившемся в Черри-Хилл, или о перестрелке в одном из баров Ледвилла. Это читают как интеллектуалы, так и люди с примитивными вкусами. Им нужны «маленькие убийства» и громкие преступления. Брат оказался прав — если ты пишешь как надо, твоя писанина заставляет людей это покупать. И я делал именно так. Писал, когда надо и как надо.
Стопа газет, сложенная на моем столе рядом с компьютером, высилась на целый фут. Газеты составляли основной источник сюжетов. Я выписывал все, что издавалось от Пуэбло до Бозмена: ежедневные, еженедельные и ежемесячные выпуски. Я просматривал их в поисках коротких заметок об убийствах, которые затем можно развернуть в пространный материал.
Периодические вспышки насилия — у нас традиция, оставшаяся еще со времен «золотой лихорадки». Конечно, далеко не в том количестве, что в Майами, Лос-Анджелесе или Нью-Йорке. И тем не менее я никогда не был ограничен в материале. И всегда мог выбирать, останавливая свой взгляд на чем-то новом или особенном.
Моя работа состояла в игре на человеческих страстях.
Но в этот понедельник поиска темы не требовалось. Просмотр я начал с недавних выпусков «Роки» и публикаций конкурента — газеты «Пост». Самоубийства не занимают газетчиков, если только дело не сопровождается особыми обстоятельствами. Смерть брата как раз представляла интерес. По всей вероятности, я должен был обнаружить статью о его смерти.
Так и случилось. Хотя «Роки» не напечатала ничего — возможно, из уважения ко мне, — «Пост» зарядила один из своих номеров шестидюймовой колонкой на эту тему. Статья вышла наутро, сразу за трагедией, заняв подвал страницы с местными новостями.
СЛЕДОВА ТЕЛЬ ДЕПАРТАМЕНТА ПОЛИЦИИ ДЕНВЕРА ЗА СТРЕЛИЛСЯ В ПАРКЕ
Один из ветеранов полиции Денвера, участвовавший в расследовании смерти студентки университета Денвера Терезы Лофтон, был найден мертвым с явными признаками огнестрельного ранения. Как сообщила полиция, трагедия произошла в четверг в национальном парке.
Шон Макэвой, 34 лет, находился в служебной машине, припаркованной на участке, примыкающем к Медвежьему озеру недалеко от входа в Эстес-парк.
Тело детектива обнаружено охранником парка, услышавшим выстрел около 5 утра и затем прибывшим к озеру.
Официальные лица из руководства парка обратились в департамент полиции с просьбой о расследовании инцидента. Происшествием занимается Управление специальных расследований. Детектив Роберт Скалари, ответственный за расследование, уже заявил о предполагаемом самоубийстве.
Скалари подтвердил, что на месте происшествия найдена записка, однако отказался предоставить подробности. Он также заявил о возможной подавленности Макэвоя в связи с трудностями на работе, но отверг любые обсуждения по характеру имевшихся проблем.
Макэвой, выросший и до настоящего времени живший в Боулдере, был женат, но бездетен. Он проработал в департаменте полиции двенадцать лет и за это время вырос до начальника подразделения, занимаясь расследованием всех преступлений, сопряженных с насилием.
В недавнее время Макэвой руководил следствием по делу 19-летней Лофтон, задушенной и изуродованной в Вашингтон-парке.
Скалари отказался прокомментировать, упоминался ли в посмертной записке случай с Лофтон, не сообщив также, в чем состояли затруднения в служебной деятельности Макэвоя.
Скалари заявил, что не знает, по какой причине Макэвой приехал в Эстес-парк, прежде чем застрелиться. По его словам, расследование инцидента продолжается.
Заметку я перечитал дважды. Она не содержала информации, мне неизвестной, но странным образом привлекла внимание. Вероятно, это происходило из предположения, будто я знаю причину появления Шона в Эстес-парке. Тем не менее думать об этом я больше не хотел. Отложив статью в отдельную папку, спрятал ее в ящик стола. Компьютер издал писклявый звук, и по верху экрана пополз текст сообщения. Меня вызывал главный редактор. Да, я снова на службе.
* * *
Офис Грега Гленна находился за отделом новостей. Одна из стен состояла из стеклянных панелей, что позволяло наблюдать за рядами репортерских кабин, а из окон, расположенных на западной стене, открывался вид на горы — если, конечно, их не закрывал смог.
Гленн был хорошим редактором, почитавшим качественную литературу более всего остального. Это мне в нем и нравилось. В газетном бизнесе существуют редакторы двух типов.
Одни уважают факты, до предела насыщая ими свои статьи, и делают так, что их опусы почти невозможно дочитать до конца. Другие — отдают все слову, никогда не позволяя фактам попасть в тело сюжета. Я нравился Гленну потому, что умел писать, и он почти всегда доверял мне выбор темы.
Он никогда не давил на меня, так же как никогда не досаждал расспросами. Понадобилось время, чтобы понять: если он оставит газету и уйдет на понижение или на повышение, все это может перемениться.
Редакторы вьют собственные гнезда. Уйди он — и, видимо, мне придется заняться новостями полицейской хроники или переписывать строки прямо из полицейских пресс-релизов, анализируя «маленькие» убийства.