Инохос молча кивнула.

— То, что я думал, для меня невыносимо, понимаете, что я имею виду?

— Гарри, расскажите мне.

— Я все время прокручиваю это в голове. Что видел и знаю. Джулия наводила на него пистолет. Думаю, не появись я там и не закричи, возможно, выстрелила бы в него. Он бы упал, она вложила бы пистолет ему в руку и выстрелила бы в потолок или в машину. Или в него. Это не имело бы значения, если бы он оказался мертвым, с парафином на руках, и она могла бы утверждать, будто он пытался отнять у нее оружие.

— То есть вы полагаете, она выстрелила в себя, чтобы убить его и потом выглядеть героиней?

— Не знаю. Она говорила, что мир нуждается в героях. Особенно сейчас. Сказала, что надеется когда-нибудь получить возможность стать героиней. Но думаю, это еще не все.

Похоже, Джулия хотела получить шрам, узнать на себе, что такое пулевое ранение.

— И была готова ради этого убить?

— Не знаю, прав ли я тут хоть в чем-нибудь. Знаю только, что она хоть и была новенькой, но уже дошла до той стадии, где пролегает граница между ими и нами, где каждый, не носящий полицейский значок, подонок. И осознала, что с ней происходит. Может, она просто искала выход...

Босх покачал головой и отвернулся. Кладбище уже почти опустело.

— Когда говоришь об этом вслух, то звучит... Это безумный мир.

Он отступил на шаг от Инохос.

— Видимо, другого человека никогда не знаешь по-настоящему, правда? — спросил он. — Можешь думать, что знаешь. Можешь быть настолько близок с кем-то, чтобы делить ложе, но никогда не узнаешь, что действительно происходит у него внутри.

— Да, у всех есть секреты.

Босх хотел отойти от нее, но она сказала:

— Гарри, подождите.

Инохос подняла сумочку и раскрыла ее. Принялась рыться в ней.

— Я все-таки хочу поговорить об этом, — промолвила она, достав визитную карточку и протянув ему. — Позвоните мне. Совершенно неофициально, доверительно. Ради блага управления.

Босх усмехнулся:

— Управление об этом не беспокоится. Его интересует собственная репутация, а не правда. А если правда угрожает репутации, то к черту ее.

— Ну а я беспокоюсь, Гарри. И вы тоже.

Босх поглядел на карточку, кивнул и сунул ее в карман.

— Хорошо, я позвоню.

— Там номер моего сотового телефона. Я не расстаюсь с ним. — Инохос сжала его руку повыше локтя. — Гарри, а сами вы как? Все в порядке?

— Ну, если не считать утраты Джулии и слов Ирвинга, что пора подумывать об отставке, то все хорошо.

Инохос нахмурилась:

— Держитесь, Гарри.

Босх подумал, что говорил Джулии перед ее смертью то же самое.

Инохос ушла. Босх продолжил путь к могиле. Он надеялся, что наконец остался один. Взял горсть выкопанной земли, подошел к краю и посмотрел вниз. На гроб были брошены букет и несколько отдельных цветов. Босх вспомнил, что позапрошлой ночью лежал с Джулией в постели. Он жалел, что не понял ее намеков и не сложил их в ясную картину того, что она делает и к чему движется.

Босх медленно поднял руку и разжал пальцы, земля стала просыпаться между ними тонкими струйками.

— Город костей, — прошептал он.

И смотрел, как земля падает в могилу, словно исчезающие мечты.

— Полагаю, вы знали ее.

Босх быстро обернулся и увидел отца Джулии. На кладбище оставались только они двое.

— Я недавно познакомился с ней. Сожалею о вашей утрате.

— Фредерик Брейшер.

Он протянул руку. Босх начал поднимать свою, но потом спохватился.

— У меня рука грязная.

— Ничего. У меня тоже.

Они соединили руки в пожатии.

— Гарри Босх.

Рука Брейшера замерла на миг.

— Тот самый детектив, — сказал он. — Вы были там вчера.

— Да. Я пытался... сделал все от меня зависящее, чтобы помочь ей. Я...

Он умолк. Никакие слова не шли на ум.

— Не сомневаюсь. Видимо, ужасно было находиться там.

Босх кивнул. Чувство вины пронизало его, словно просвечивающий кости рентген. Он бросил там Джулию, полагая, что она выкарабкается. Почему-то осознание этого было почти так же мучительно, как сам факт ее смерти.

— Я не понимаю, как это произошло, — промолвил Брейшер. — Как она могла погибнуть из-за подобной оплошности? А прокуратура сегодня сообщила, что никакого обвинения Стоксу предъявлено не будет. Я юрист, но не понимаю этого. Его выпускают на свободу.

Босх видел в его глазах страдание.

— Мне очень жаль, сэр, но я не могу вам ответить. У меня возникают те же вопросы, что и у вас.

Брейшер посмотрел в могилу.

— Я ухожу, — произнес он через несколько секунд. — Спасибо, что вы здесь, детектив Босх.

Они снова обменялись рукопожатием, и Брейшер отошел от могилы.

— Сэр? — окликнул его Босх.

Брейшер обернулся.

— Не знаете, когда кто-нибудь из родных поедет в ее дом?

— Собственно говоря, мне сегодня отдали ее ключи. Я собирался поехать сейчас. Посмотреть на вещи. Попытаться понять ее, пожалуй. В последние годы мы не... — Он не договорил.

Босх приблизился к нему.

— У нее там была фотография в рамке. Если она не... если вы не против, я бы хотел взять ее на память.

Брейшер кивнул.

— Может быть, поедете сейчас? Встретимся там. Покажете мне эту фотографию.

Босх взглянул на часы. Лейтенант Биллетс назначила на половину второго совещание, чтобы обсудить дело. У него едва хватало времени съездить в Венис и вернуться в участок. Пообедать будет некогда, но ему все равно кусок не пошел бы в горло.

— Хорошо.

Они расстались и направились к своим машинам. По пути Босх остановился там, где производился салют. Раздвигая траву ногой, смотрел вниз, пока не увидел медного блеска, нагнулся и поднял одну из стреляных гильз. Поглядел на нее несколько секунд, держа на ладони, потом сжал пальцы и положил гильзу в карман. Со всех похорон полицейских, на которых Босх присутствовал, он брал по гильзе. Их накопилась уже целая банка.

Босх повернулся и покинул кладбище.

35

Босх не слышал такого стука в дверь, как у Эдгара, когда они приходили с ордером на обыск. Подобно одаренному спортсмену, способному вложить мощь всего тела в удар битой или бросок баскетбольного мяча, Эдгар при росте шесть футов четыре дюйма вкладывал в стук весь свой вес. Казалось, он мог сосредоточить всю силу праведного негодования в громадном левом кулаке. Эдгар становился боком к двери и крепко упирался ступнями. Поднимал руку, сгибал в локте почти до отказа и бил по двери мясистым основанием кулака. Это был размашистый удар, но Эдгар действовал кулаком так быстро, что стук напоминал отрывистый грохот пулемета. И словно возвещал о наступлении Судного дня.