Она притворно нахмурилась:
– Перестань нести чушь, Гарри. Просто работа на шестом позволила понять, как функционирует управление в целом.
– Функционирует или не функционирует. Кстати, забыл сказать…
– Что?
– Наткнулся на Ирвинга, когда спускался за кофе. Сразу после того, как ты ушла.
Райдер помрачнела.
– И что случилось? Что он тебе сказал?
– Ничего особенного. Назвал меня заплатой на колесе и сказал, что когда я облажаюсь и получу под зад, то потяну за собой и шефа, который взял меня обратно. А уже потом, когда пыль осядет, Мистер Чистюля займет его место.
– Господи, Гарри. Первый день на работе, а Ирвинг уже точит на тебя зуб.
Босх развел руками, едва не задев плечо сидевшего за соседним столиком мужчины.
– Я всего лишь спустился за кофе. Он уже был там. И сам ко мне подошел. Клянусь, Киз, я его не цеплял.
Она опустила голову и некоторое время ела молча. Потом, отложив половину последней отбивной, посмотрела на него:
– Больше не могу. Пойдем, Гарри.
– Я уже готов.
Босх оставил на столике больше денег, чем требовалось, и Райдер сказала, что в следующий раз платить будет она. Выйдя из ресторана, они сели в черный «мерседес» Босха и проехали по Чайнатауну до выезда на шоссе 101. Прошло несколько минут, прежде чем Райдер снова заговорила:
– Гарри, не шути с Ирвингом. Будь осторожен.
– Я всегда осторожен, Киз. И Ирвинга всегда воспринимал всерьез.
– Пойми, его обходили уже дважды. Сейчас он готов на все, лишь бы пробиться на самый верх.
– Знаешь, чего я не понимаю? Почему твой приятель не вышвырнул Ирвинга, когда занял кресло? В доме стало бы чище. Он перевел его на другую сторону улицы, но не устранил опасность. Это же всем ясно.
– Шеф не мог просто взять и выставить Ирвинга. У того сорок лет службы за спиной. И связи. Причем не только в департаменте, но и в городском совете. Ирвинг знает много такого, о чем кое-кто хотел бы забыть. Шеф и пальцем его не тронет, пока не будет уверен, что защищен от ответного удара.
Они снова замолчали. Машин на шоссе было мало, и радио сообщало об отсутствии пробок впереди. Босх проверил бензин – полбака, вполне достаточно.
Еще раньше они договорились, что будут по очереди пользоваться личными машинами. Конечно, им полагалась служебная, но они знали, что получить разрешение на служебный автомобиль легко, а вот чтобы получить сам автомобиль, придется ждать пару месяцев, если не больше. На новые машины в управлении не было денег. Тем не менее разрешение они все же получили, потому что в этом случае управление оплачивало счета за горючее. Босх знал, что за время расследования намотает столько миль, что компенсация расходов превысит, возможно, стоимость новой машины.
Он первым нарушил молчание:
– Послушай, я знаю, о чем ты думаешь, даже если и не говоришь. Ты беспокоишься не только из-за меня. Ради меня ты высунулась сама да еще убедила шефа. Поверь, Киз, я понимаю, что дело не только во мне. Не беспокойся и передай шефу, чтобы не беспокоился. Я не подведу. Из-за меня колесо не лопнет.
– Хорошо, Гарри. Я рада это слышать.
Он попытался придумать, что бы сказать еще, хотя и понимал, что слова – это только слова.
– Не помню, говорил ли я тебе, но первое время после отставки я чувствовал себя неплохо. Мне это почти нравилось. Никуда не надо ходить, можно заниматься всем, чем только душа желает. Но потом мне стало не хватать работы. Я даже начал расследовать дела. Сам по себе. И кстати, знаешь, что еще со мной случилось? Я стал хромать.
– Хромать?
– Да, немного. Как будто один каблук ниже другого. Или одна нога короче другой.
– Ты проверил обувь?
– До этого не дошло. Дело было не в обуви, а в оружии.
Босх взглянул на нее. Райдер, привычно хмуря брови, смотрела перед собой.
– Понимаешь, я так долго носил оружие, что, когда снял его, у меня нарушилось равновесие. Я как бы разбалансировался.
– Гарри, ничего чудней я еще не слышала.
Они проезжали через перевал Кахуэнга. Босх повернулся к окну – где-то там, в складках гор, затерялся его дом. В какой-то момент он вроде бы даже увидел мелькнувшую за бурым кустарником заднюю веранду.
– Заглянем к офицеру по досрочникам, а потом ты позвонишь Гарсии и попробуешь договориться о встрече, хорошо?
– Хорошо. Ты только объясни, в чем смысл твоей истории.
Босх ответил не сразу.
– Смысл в том, что мне нужно оружие. Мне нужен жетон. Без них я теряю равновесие. Без них мне… некомфортно. Понимаешь? – Он посмотрел на Кизмин. Она молчала. – Я знаю, что значит для меня этот шанс. Так что пошел он ко всем чертям, этот Ирвинг. И пусть называет меня как хочет – я не облажаюсь и не проколюсь.
Через двадцать минут они оказались в одном из самых нелюбимых Босхом мест, Управлении отправления наказаний в Ван-Нуйс. Это было одноэтажное кирпичное строение, битком набитое людьми. Одни ждали здесь своего офицера по надзору, другие пришли сдать анализ мочи, третьи явились отметиться по приговору суда, четвертые готовились к расставанию со свободой, а пятые еще надеялись ее сохранить. Отчаяние, унижение, гнев и злость ощущались в самой атмосфере заведения. Это было место, где Босх предпочитал избегать визуального контакта с кем-либо.
Воспользовавшись тем, что было у них и чего не было у остальных – полицейскими жетонами, – напарники пробились через толпу и получили разрешение пройти к агенту, под надзором которого Роланд Маккей состоял после своего последнего ареста за непристойное поведение два года назад. Тельма Киббл сидела в крохотной стандартной кабинке в комнате, состоящей из примерно полудюжины таких же закутков. На столе и в шкафчике, шедших, по-видимому, в одном наборе с кабинкой, лежали папки с материалами на условно осужденных и освобожденных условно-досрочно, отданных на ее попечение. Тельма Киббл была среднего роста и с живыми, ясными глазами и темно-коричневой кожей. Босх и Райдер представились детективами из «убойного» отдела. Свободный стул в кабинке нашелся только один, так что они остались стоять.
– Что у вас, ограбление или убийство? – спросила Киббл.
– Убийство, – ответила Райдер.
– Тогда возьмите стул из соседней кабинки. Коллега ушла на ленч.
Босх принес стул. Они сели и рассказали, что хотели бы посмотреть материалы на Роланда Маккея. Босх заметил, что Киббл вспомнила имя, но, наверное, не более того.
– Два года назад ему дали условный за непристойное поведение, – пояснил он. – Состоял под надзором восемнадцать месяцев.