Главнокомандующий затравленно поглядел на довольного своей работой навьего богатыря.
— Вон она, телега, на которой в лагерь бочонки с первачом лыковым приехали! — Кондратий указал на перевернутую деревянную повозку, валявшуюся посередине военного лагеря.
— О нет… — тихо простонал мериканец.
— Убирались бы вы отсюда подобру-поздорову! — от души посоветовал Кондратий и, взвалив на могучее плечо молот, пошел прочь от вымершего вражеского лагеря.
В то утро Тихон проснулся в маленькой краинской избе от жутких непонятных криков.
Поначалу княжий племянник спросонья решил, что на Киев снова напали мериканцы. Но, к счастью, он здорово заблуждался.
Накинув одежку и повесив на пояс ратный меч, Тихон осторожно выглянул в оконце и тут же облегченно вздохнул.
Дикие крики издавали четверо привязанных к пушкам казаков, которых неистово порол нагайкой раскрасневшийся на морозе Богдан Шмальчук.
Русичи с одобрением наблюдали за поучительной экзекуцией. Бичуемые казаки ревели на весь град Киев похлеще застрявших в нечищенном дымоходе домовых.
— Получайте, стервецы! — приговаривал краинский гетман, вовсю работая славной половецкой нагайкой. — Я вам покажу, как мои приказы нарушать, я вам устрою небо в алмазах, а задницы в полоску…
— Пощади, батька! — выли казаки. — Не по собственной воле злодейство измыслили, навьи силы темные нас попутали…
— Скорее уж зеленый змий, нежели нечисть какая, — рассмеялись столпившиеся у места экзекуции русичи.
Позор провинившихся казаков был вдвойне ужасен. Мало того, что их здорово пороли, так еще и при всем честном народе.
Честной народ радостно улыбался, а некоторые даже строили мученикам обидные рожи.
— Будете еще супротив атамана своего идти? — вопрошал Шмальчук, полосуя красные ягодицы.
— Нет… не будем, пощади нас… ой… ой… — ревели казаки, и не было этому позору конца.
«Видно, и впрямь что-то серьезное учудили», — подумал Тихон и, подойдя к громко ржущему немолодому воину, тихо спросил:
— Послушай, брат, а за что это гетман своих так охаживает?
— Да за дело, дружище, — доброжелательно ответил воин. — Они секретное задание давеча получили во вражеский лагерь пробраться, а вместо этого вусмерть напились. Хорошо еще, что атаман их не сплоховал и все чин чином исполнил. Такие вот дела.
— Ну-ну, — покачал головой дружинник, думая о том, что князь Всеволод за такое наверняка бы посадил своих подручных на кол.
— Пощади-и-и-и… — ревели казаки, — мы больше не будем…
Шмальчук удовлетворенно осмотрел горящие огнем полосатые зады, после чего с некоторым сожалением стал сворачивать нагайку.
— А гетман у краинцев что надо, — прошептал на ухо Тихону разговорчивый воин, — нагайка-то у него слабенькая, без вплетенных в кожу железяк. Такая стегает больно, но рубцов на коже не оставляет.
— Это было последним предупреждением! — бросил привязанным к пушкам казакам суровый гетман. — Не знаю, простит ли вас атаман. Я приказывать ему не волен. Так что сами у него прощение вымаливайте.
И, заложив руки за спину, Шмальчук чинно направился к возвышавшейся неподалеку каменной резиденции.
Тихон поразмыслил малость и не спеша двинулся следом.
Свое важное решение княжий племянник принял сегодня ночью. Конечно, Всеволод был вправе его не отпускать. Момент для отлучки дружинник выбрал действительно не самый удачный. Не сегодня-завтра начнется новая битва. И кто знает, как оно там повернется?
Хотя, по правде говоря, пользы от Тихона немного.
От горынычеплана его заранее мутило. Корабельные стрельцы, ежели что, и без него справятся. А пушка на носу все равно неисправна, так что дружиннику делать на борту воздушного корабля вроде как нечего.
С этими мыслями княжий племянник вошел в огромный кремль, предварительно сняв с головы припорошенный снегом шлем.
Всеволод Ясно Солнышко, как водится, сидел в хоромах на втором этаже, уткнувшись в берестяную карту Руси. Прочие князья с аппетитом завтракали. Весьма довольный собою Шмальчук сбросил с плеч кафтан и во всеуслышание заявил:
— Ох, и всыпал же я сейчас этим поганцам…
— Ага, мы все слышали! — подтвердили князья.
— Мало дал! — пробасил батька Лукаш. — Мои седорусы на подобные непотребства в жизни бы не пошли.
— Так то ж седорусы, — усмехнулся Шмальчук, — а енто мои казаки. Знаете, братья, честное слово, мне иногда самому стыдно за своих же соплеменников. Такое порой учудят, что волосы дыбом становятся.
— Ничего, Богданыч, — ободряюще сказал Вещий Олег, — ты их перевоспитаешь, я в тебя верю.
Всеволод обернулся, заметив в дверях трапезной переминающегося с ноги на ногу Тихона.
— Ну, чего уже там тебе?
Племянник смущенно кашлянул.
— Ну, заходи, раз пришел!
Тихон вошел, пряча глаза.
— Деньжата нужны али что? Выкладывай давай.
— Неспокойно мне, князюшка, за судьбу брата пропавшего. Всю ночь вот не спалось.
— Так! — Всеволод строго посмотрел на непутевого племянника. — Говори далее.
— Отпустил бы ты меня, князюшка, за Григорием. Я быстро. Одна нога здесь — другая там. А ежели лошадку отрядишь, так я и того шибче управлюсь. Долина Горячих Камней ведь недалеко, несколько часов конного пути.
— Ах, вот оно что, — кивнул Ясно Солнышко, — вот, значит, где Григорий запропастился. Что ж, ступай. В тяжкий момент тебя отпускаю, однако негоже бросать на произвол родного брата. А о лошадке не беспокойся, лучшую тебе выдам. Только смотри в лапы к врагу не угоди. Проведают, что ты мой родственник, выкуп потребуют, а то и обмен пленными. Нам сейчас сие ни к чему.
— Спасибо, князюшка! — Тихон еле сдерживал радость: и коня ему пообещали, и благословение на дело доброе дали.
Вот так удача.
— Ну, ступай, ступай, — улыбнулся Всеволод, — в таких делах спешка никогда не помешает.
— И то правда! — пробасил прислушивавшийся к разговору батька Лукаш, плутовато подмигивая смущенному молодцу.
Передышка в войне нужна была русичам как воздух.
Последние две битвы здорово измотали витязей, хотя крупных потерь среди них не было. Ранений вот много. А все Буй-тур Всеволод мудрая головушка. Правильно стратегию разработал, ну и прочие князья, ясное дело, ему помогли.
Всеволод всеми силами старался свести людские потери на нет.
Но легко сказать, да трудно сделать.
Перво-наперво Ясно Солнышко посылал в бой российские воздушные силы, которые здорово трепали наступающего противника. Затем на врага набрасывались боевые избушки с полным боекомплектом, после чего агрессор попадал под огонь тульской артиллерии. И уж затем в бой шли основные силы, лучшие воины Руси, последний оплот и защита родных земель. Конечно, немного их было, но каждый стоил нескольких десятков.