— Я сделаю все, что смогу. — Капитан взглянул на часы. Пора было возвращаться на очередное заседание. Он встал, расплатился за кофе и по дороге в отель поблагодарил князя Владимира.
Клейтон сомневался, что Зоя захочет его видеть.
Ведь он бросил ее, при этом она так и не поняла почему. Должно быть, теперь она ненавидит его — что ж, может, это и к лучшему. Но капитан не мог допустить, чтобы Зоя угасла во цвете лет. Князь Владимир нарисовал кошмарную картину.
В тот вечер он с нетерпением ждал конца заседаний и в десять часов, выйдя из гостиницы, поймал такси и назвал шоферу Зоин адрес. К счастью, на этот раз водитель оказался французом, а не нищенствующим русским аристократом.
Дом показался капитану до боли знакомым, и на мгновение он заколебался, прежде чем начал медленно подниматься по лестнице. Он не знал, что сказать, может быть, ничего говорить и не надо. Главное — это то, что он здесь. Лестница показалась капитану бесконечной. В подъезде по-прежнему было темно и холодно. А запахи стали еще более отвратительные. Он покинул Париж полтора месяца назад, но за столь короткое время так много изменилось, так много всего произошло! Он долго стоял перед дверью, прислушиваясь: возможно, она уже спит — и внезапно вздрогнул, услышав шаги.
Он тихо постучал, и шаги смолкли. Их долго не было слышно, наверное, она подумала, что стучавший ушел. И снова послышался звук шагов. На сей раз он услышал, как залаяла Сава. У него сильнее забилось сердце от одной только мысли, что Зоя так близко, но сейчас он не имел права думать о себе, он должен был подумать о ней. Он пришел сюда, чтобы помочь ей, а не себе, и с этой мыслью он вновь постучал и крикнул через дверь:
— Telegramme! Telegramme! [4] .
Это был обман, но он знал: иначе она не откроет.
Шаги приблизились, дверь приоткрылась, но там, где он стоял, она его видеть не могла. И тогда он сделал шаг вперед, приоткрыл дверь пошире, слегка отодвинул ее в сторону и мягко проговорил:
— Вам надо быть осторожнее, мадемуазель.
Она задохнулась от изумления, лицо ее было мертвенно-бледно. Он поразился, как она похудела. Князь был прав. Зоя выглядела ужасно: худая, изможденная, бледная, с широко раскрытыми, испуганными глазами.
— Что вы здесь делаете?
— Я приехал из Нью-Йорка посмотреть, как ты живешь. — Капитан старался держаться непринужденно, но вид ее говорил о многом. Ей было не до смеха, не до любви, не до нежностей.
— Зачем вы пришли сюда? — Она стояла, сердито насупив брови, такая маленькая, что от жалости у него разрывалось сердце. Ему хотелось обнять ее, но он не смел.
— Я хотел увидеть тебя. Я здесь на Версальских переговорах. — Они все еще стояли в прихожей, и он вопросительно смотрел на нее. В это время подошла Сава и лизнула ему руку. Она-то его не забыла. — Можно мне войти на несколько минут?
— Зачем? — Глаза у нее были большие и печальные, но еще красивее, чем прежде.
Клейтон больше не мог лгать.
— Потому что я все еще люблю тебя, Зоя, вот зачем.
Он вовсе не собирался говорить ей это, но это была правда.
— Это уже неважно.
— Для меня важно.
— Полтора месяца назад, когда ты уехал, это было неважно.
— Тогда это тоже было очень важно для меня. Я считал, что поступаю по отношению к тебе правильно.
Я думал, что ты имеешь право на большее, чем я могу тебе предложить. — Он мог предложить ей благополучие, но он при всем желании не мог стать снова молодым, вернуть годы, потерянные до встречи с ней. В тот момент это было правильно, но теперь, после рассказа князя Владимира обо всем происшедшем, он уже в этом не был так уверен.
— Я оставил тебя здесь потому, что люблю тебя, а не наоборот. — Она отказывалась понимать его логику. — Я не собирался бросать тебя. Я не предполагал, что так много всего произойдет после моего отъезда.
— Что ты имеешь в виду? — Она печально посмотрела на капитана и поняла, что он все знает.
— Сегодня я видел князя Владимира.
— И что же он рассказал тебе? — Она по-прежнему находилась на расстоянии и пристально смотрела ему прямо в глаза, отчего у него разрывалось сердце. Она слишком много выстрадала. Это было несправедливо.
Пусть бы это случилось с кем-то другим. А не с ней, не с Евгенией Петровной, не с Романовыми… и даже не с князем Владимиром. Ему было жаль их всех. И кроме того, он любил ее…
— Он рассказал мне все, малышка. — Клейтон шагнул к Зое и осторожно обнял ее. Она не сопротивлялась. — Он рассказал мне о бабушке, — он на мгновение заколебался, — ..и о твоих родственниках… и о бедной маленькой Машке…
Она всхлипнула и отвернулась, но он продолжал держать ее в объятиях, и тогда, как будто плотина прорвалась, она заплакала навзрыд, а он, осторожно захлопнув дверь, понес ее на руках, как маленького ребенка, в комнату и сел на кушетку, держа ее в объятиях. Она плакала очень долго, ее всю трясло, она судорожно всхлипывала, когда рассказывала ему обо всем, что услышала от Жильяра, а Клейтон продолжал держать ее в своих объятиях. И наконец в комнате воцарилась тишина. Она взглянула на него опухшими от слез зелеными глазами, и он нежно поцеловал ее. Поцеловал так, как ему уже давно хотелось.
— Мне очень жаль, что меня не было в Париже, когда он приезжал.
— С тех пор как ты уехал, все было так ужасно…
И Машка… О боже, бедная Машка… по крайней мере, Пьер сказал, что ее-то застрелили сразу. Но другие…
— Не думай больше об этом. Забудь.
— Такое разве забывается? — Она все еще сидела у него на коленях, как во время разговоров с отцом, давным-давно.
— Ты должна себя пересилить, Зоя. Вспомни о своей бабушке, подумай, какой смелой она была. Она увезла тебя из России, спасла тебя, даровала тебе свободу и жизнь. Она привезла тебя в Париж не для того, чтобы ты перестала надеяться, отреклась от всего и сидела взаперти, моря себя голодом. Она привезла тебя сюда в поисках лучшей жизни, в поисках счастья.
Теперь ты просто не имеешь права опустить руки — это было бы предательством по отношению к графине, к ее памяти, ко всему, что она делала для тебя. Ты должна отблагодарить бабушку, сделать все возможное, чтобы наладить свою жизнь.
— Наверное, ты прав, но сейчас это так трудно. — И тут, что-то вспомнив, Зоя робко взглянула на Клейтона. — Перед смертью бабушка рассказала мне о деньгах. Я собиралась отослать их тебе, но пришлось ими воспользоваться. — Она слегка покраснела и стала вновь похожа на себя прежнюю.
— Я рад, что они пригодились. — Клейтону было неловко, и он сменил тему: