— Если бы не Дягилев, — сказала она Клейтону во время прогулки, — мы действительно умерли бы с голоду. Больше ведь я ничего не умела. — Она с грустью посмотрела на Клейтона, и он взял жену за руку, вспоминая, какой тяжелой была тогда ее жизнь, в какой ужасной квартире она жила, ведя полуголодное существование. Это было нелегкое время, но оно ушло в прошлое, и Зоя с улыбкой взглянула на мужа. — А потом появился ты, любимый… — Она никогда не забывала, что спас ее он.
— Нашелся бы еще кто-нибудь.
— Никого я не смогла бы полюбить так, как тебя, — прошептала она. Он наклонился поцеловать ее, и они долго стояли, прижавшись друг к другу, в ярких отблесках летнего заката. На следующий день они возвращались в Нью-Йорк. Николаю надо было идти в школу, а Саше предстояло впервые пойти в детский сад: Зоя в отличие от Клейтона считала, что ей полезно пообщаться с другими детьми. Впрочем, в таких вопросах Клейтон полностью доверял жене.
Вскоре после возвращения в Нью-Йорк Клейтон и Зоя снова обедали у Рузвельтов, которые и сами только что вернулись из своего летнего дома в Кампобелло. А спустя неделю Эндрюсы устраивали у себя прием в честь открытия зимнего сезона. Был, как всегда, князь Оболенский, были и многие другие — сливки нью-йоркского общества.
Сентябрь пролетел незаметно — в приемах, премьерах и балах, и вот наступил октябрь. Обеспокоенный тем, что его акции падают, Клейтон позвонил Джону Рокфеллеру, но тот уехал на несколько дней в Чикаго, и предстояло дожидаться его возвращения. А еще спустя две недели советоваться с Рокфеллером было уже поздно: акции Клейтона продолжали стремительно падать. Зоя не знала, что муж вложил в них все свои сбережения. Ведь раньше все шло хорошо, и Клейтон был уверен, что сможет укрепить материальное положение семьи.
До 24 октября все лихорадочно продавали акции, все, кого знал Клейтон, находились в панике. Сам же Клейтон, побывав в тот день на бирже, пришел в отчаяние; впрочем, на следующий день положение стало еще хуже; понедельник же обернулся новой трагедией: прогорели акции более чем на 16 миллионов, и к вечеру Клейтон понял, что разорен. Биржа, бессильная остановить неистовую продажу акций, закрылась только в час ночи, но для Клейтона все было кончено: он уже потерял все, что имел. У них с Зоей остались теперь только дома и то, что было внутри. Клейтон шел домой пешком, на душе у него скребли кошки.
Вернувшись, он не мог смотреть Зое в глаза.
— Что случилось, милый? — Зоя увидела, что лицо мужа было серым. Она сидела у зеркала и расчесывала свои великолепные вновь отросшие волосы — модные стрижки Зое не нравились. Войдя в комнату, Клейтон уставился на камин невидящим взором, а затем медленно обернулся к жене.
— Что случилось? — Выронив щетку, Зоя бросилась к нему. — Клейтон… Клейтон, что случилось?!
Он посмотрел ей в глаза, и ей тут же вспомнился взгляд отца, когда убили Николая.
— Мы потеряли все, Зоя… все… я сделал глупость…
Он попытался объяснить ей, что произошло, она слушала его с широко раскрытыми глазами, а потом крепко обняла за шею.
— О боже!.. Как я мог поступить так глупо!.. Что мы теперь будем делать? — восклицал Клейтон.
У нее зашлось сердце. История повторялась… Но тогда она была одна и выжила, а теперь они вместе.
— Мы продадим все… Мы будем работать… Мы выживем, Клейтон. Не переживай.
Но он вырвался из ее объятий и нервно зашагал по комнате в ужасе от мысли, что они разорены, что мир вокруг рушится.
— Ты сошла с ума! Мне пятьдесят семь лет… Что, по-твоему, я смогу делать? Работать таксистом, как князь Владимир? А ты снова вернешься в балет? Не валяй дурака, Зоя… Мы разорены! Разорены! Дети умрут с голода… — Он плакал, и, когда она взяла его руки в свои, они были холодными как лед.
— Они не умрут от голода. Я могу работать, ты тоже. Если мы продадим то, что у нас есть, мы сможем прожить несколько лет. — Одни бриллиантовые колье могли бы обеспечить им кров и пропитание надолго.
Но Клейтон с отчаянием покачал головой, ибо понимал сложившуюся ситуацию намного лучше, чем жена.
Он уже видел человека, выбросившегося из окна собственной конторы. И потом, она ничего не знала о тех огромных долгах, которые он наделал, полагая, что сможет вскоре расплатиться.
— И кому, интересно знать, ты все это продашь?
Тем, кто потерял все, до последней рубашки? Все бесполезно, Зоя…
— Не правда! — спокойно сказала она. — Мы вместе, у нас есть дети. Когда мы убегали из России, у нас не было ничего, кроме лошадей дяди Ники и драгоценностей, которые мы зашили в подкладку нашей одежды, и все-таки мы выжили. — Они оба одновременно подумали об убожестве ее парижской квартирки, а ведь теперь у нее был он и дети. — Подумай о том, что потеряли другие… подумай о дяде Ники и тете Алике… Не плачь, Клейтон… по сравнению с тем, что пережили они, наше положение не так уж плохо, согласись, любимый…
Клейтон по-прежнему не мог сдержать рыданий.
В тот вечер за обедом он почти ничего не говорил.
Она пыталась что-то придумать, строила планы, прикидывала, что продать и кому. У них было два дома, множество антикварных вещей, которые Элси де Волф, теперь леди Мендл, помогла им купить, драгоценности, картины, вещи… список был бесконечным. Чего она ему только не предлагала, чего только не придумывала — но он тяжелой походкой поднялся наверх, в спальню, и не слушал, что она ему говорит. Зоя ужасно боялась за Клейтона. Это был и в самом деле страшный удар, но, пережив столько всего, она не желала сдаваться. Она поможет ему, поможет пережить случившееся, если понадобится, она будет мыть полы…
Тут она прислушалась, и ей показалось, что Клейтон вышел из комнаты. Он уже несколько минут не отвечал ей.
— Клейтон?
Она вошла в спальню, облачившись в одну из тех кружевных ночных сорочек, которые он привез ей в прошлом году из Парижа… Клейтон лежал на полу у кровати; Зоя подбежала к нему и осторожно перевернула мужа на спину. Но он смотрел на нее невидящими глазами.
— Клейтон! Клейтон!
Она истошно закричала, похлопала его по щекам, попыталась протащить по полу, как будто все это могло вернуть ему жизнь. Но Клейтон не двигался, он не видел и не слышал ее. Клейтон Эндрюс умер от разрыва сердца, не будучи в силах пережить случившееся… Зоя опустилась на колени и, взяв обеими руками его голову, заплакала, она смотрела на мужа и не верила своим глазам. Человека, которого она любила, больше не было. Он покинул ее. Оставил в одиночестве и в нищете. Мечта, ставшая ее жизнью, внезапно обернулась кошмаром.
— Мама, почему умер папа? — Саша не отрываясь смотрела на Зою своими огромными голубыми глазами, когда они на «Испано-Сюизе» возвращались с кладбища. На похоронах был весь Нью-Йорк, но Зоя никого и ничего не видела. Она и сейчас, в машине, плохо понимала, что к чему, и невидящим взором смотрела на поникших детей сквозь тяжелую черную вуаль.