Зоя слушала разговоры за столом и удивлялась. Одно дело было слушать, как он сам рассказывает об этом, и совсем другое — встретиться с его родней. Она внезапно ужаснулась: ей никогда не стать с ними на одну ногу. Зоя ничего не знала о его вере, насколько эта вера важна для него. Она даже не знала, верующий ли он, хотя почему-то предполагала, что нет. Хотя она верила в бога, но не придавала религиозной обрядности большого значения. В православную церковь она ходила только на Пасху и на Рождество.
— Чем занимался ваш отец? — Софья Хирш вновь выстрелила в нее вопросом, после того как Зоя помогла ей убрать со стола. Она уже знала, что Зоя работает в салоне и что Саймон встретил ее в Париже.
— Мой отец служил в армии, — ответила Зоя, и Софья чуть не взвыла от ужаса.
— — Надеюсь, он не был казаком?
— Нет, мама, конечно же, нет, — ответил за Зою Саймон. Ему явно хотелось поскорее уйти, а Зое вдруг подумалось, что все это ужасно смешно. У них была такая разная жизнь; она столько лет кичилась перед клиентами своим графским титулом, и вот теперь ей приходится убеждать эту женщину, что ее отец не был казаком. И вдруг краешком глаза она заметила, что Саймону это все тоже кажется смешным. Казалось, он прочел Зоины мысли и решил немного подшутить над матерью. Он знал, что это произведет на нее сильное впечатление, хотя она может сделать вид, что ужаснулась. Он уже почувствовал, что отец одобрил его выбор; мать же, даже если она ничего не имеет против, никогда не признается в этом.
— Зоя — графиня, мама. Она промолчала из скромности.
— Графиня? Какая еще графиня? — спросила Софья, и тут уж Зоя не смогла сдержать смеха:
— Теперь уже никакая. Вы правы. С этим покончено.
Революция свершилась девятнадцать лет назад, и, хотя ничего не забылось, прошлое казалось совсем другой жизнью.
Потом наступила долгая пауза, и Саймон стал лихорадочно думать, как бы им с Зоей уйти, чтобы не обидеть родителей, а в это время его мать заговорила заунывным голосом, как будто ее мог услышать сам бог:
— Как обидно, что она не еврейка. — Саймон улыбнулся: в устах матери это означало, что Зоя ей почти понравилась. — Она обратится в нашу веру? — спросила она Саймона, словно Зои в комнате не было.
— Конечно, нет, мама. Зачем ей это?
Тут отец предложил Зое еще бокал вина, Саймон поглаживал под столом ей руку, а мать продолжала с интересом ее разглядывать.
— Саймон говорит, что у вас есть дети. — Это было скорее обвинение, чем вопрос, но Зоя улыбнулась, потому что всегда гордилась детьми.
— Да, у меня их двое.
— Вы разведены?
Саймон заскрипел зубами, но Зоя улыбнулась как ни в чем не бывало.
— Нет, я вдова. Мой муж умер семь лет назад от разрыва сердца. — Она решила сказать именно так, чтобы Софья не подумала, что она убила его.
— Бедная вы, бедная… И сколько им лет?
— Сыну Николаю почти пятнадцать, а дочке Александре одиннадцать.
Софья кивнула, довольная ответом, а Саймон, воспользовавшись наступившей паузой, вскочил и сказал, что им пора идти; Зоя поднялась и поблагодарила за ужин.
— Приятно было с вами познакомиться, — сухо произнесла Софья, а ее муж улыбнулся. За весь вечер он почти ничего не сказал, если не считать нескольких слов, произнесенных тихим голосом. Похоже, это был скромный, тихий человек, который провел полвека в тени своей намного более разговорчивой жены.
— Заходите к нам иногда, — вежливо сказала Софья.
Зоя пожала ей руку и вновь поблагодарила за гостеприимство на своем аристократическом русском языке. Саймон понимал, что на следующий же день мать позвонит ему и выдаст все по полной программе.
Он спустился с Зоей к «Кадиллаку» и, сев за руль, с облегчением вздохнул, а потом с тревогой покосился на любимую женщину.
— Прости меня. Мне не следовало приводить тебя сюда.
Зоя засмеялась, глядя на выражение лица Саймона.
— Не говори глупости. — Она наклонилась и поцеловала его. — С моей матерью было бы еще труднее.
Благодари бога, что тебе не пришлось встретиться с ней.
— Она задает немыслимые вопросы, а потом еще удивляется, почему я никого не привожу домой. Надо быть сумасшедшим, чтобы привести хоть кого-то!
Meshugge! [11] — добавил он на идиш и стал ломать голову, как объяснить это выражение Зое.
— Подожди, скоро Саша начнет проявлять характер. До сих пор она была просто ангелом.
— Тогда мы квиты. Клянусь, больше никогда не подвергну тебя подобной экзекуции.
— Не зарекайся, все еще впереди, но я не возражаю.
Я только боялась, что она спросит меня насчет царя.
Мне бы не хотелось ее обманывать, но я не рвусь рассказывать всю правду. — Зоя улыбнулась. — Слава богу, что мы не Романовы. Тогда ее бы хватил за ужином удар.
Он засмеялся и повез ее ненадолго в «Копакабану» — расслабиться и выпить по бокалу шампанского.
Саймону этот визит дался непросто. Зоя же, напротив, была даже удивлена, как все гладко прошло. Она предполагала, что будет еще хуже, и Саймона это поразило.
— Еще хуже?
— Твоя мать могла бы вообще меня выгнать. В какой-то момент мне показалось, что она так и сделает.
— Она бы не посмела. Она не такая уж плохая, как кажется. — Он улыбнулся:
— И потом, она готовит прекрасный куриный суп.
— Я попрошу ее научить меня. — И вдруг Зоя вспомнила, что хотела спросить:
— Мы тоже должны готовить кошерную пищу? — Саймон громко засмеялся. — Нет, правда, должны или нет?
— Мама была бы в восторге, но в этом случае, любимая, я бы отказался питаться дома. И, пожалуйста, не беспокойся об этом. Хорошо? Обещаешь? — Он наклонился и поцеловал ее, а в это время оркестр заиграл его любимую песню «Ты вошла в мою душу» Коула Портера. — Не хотите ли потанцевать, миссис Эндрюс, ой, простите, графиня Юсупова?
— Называйте меня просто Зоя, — засмеялась она и пошла за ним на танцплощадку.
— А как насчет Зои Хирш? Звучит?
Она улыбнулась ему, и они оба рассмеялись, снова подумав об одном и том же. Конечно, это было не самое подходящее имя для родственницы царя.
Им удалось сохранить свои отношения в тайне от детей до июня, когда Саша застала их на кухне страстно целующимися. Она с безмолвным ужасом уставилась на них, а затем выбежала, заперлась в своей комнате и не выходила до ужина, пока Николай не пригрозил выломать дверь, если она не выйдет и не станет вести себя «как нормальный человек». Он очень рассердился на свою сестру. Ему нравился Саймон, и у него появилась надежда, что у того серьезные намерения относительно матери. Саймон был очень добр к ним обоим, по воскресеньям возил их на машине, часто водил ужинать и приносил им хорошие подарки. Он не раз заезжал за Николаем в школу на своем «Кадиллаке», а однажды подарил детям радиоприемник, который им очень понравился.