— Поучительно, — согласился Софоклюс, — только слишком много непонятных слов…
— Вообще-то я намеревался тебя убить, — спокойно сообщил толстяку сын Зевса, — но вижу, что ты и так уже в набедренную повязку наделал. К тому же я ожидал найти здесь кровожадное чудовище, а не трусливого потного смертного. Знай же, несчастный, что великий сын Зевса дарует тебе твою никчемную жизнь!
С этими словами, спрятав меч, могучий герой направился к выходу.
— А как же портал?! — в отчаянии крикнул ему вслед толстяк.
Геракл обернулся:
— А проход я завалю!
Софоклюс, набрасывавший план пятого подвига на свежей восковой дощечке, осторожно приблизился к странному незнакомцу.
— Скажите, а откуда в таком случае по Греции пошла о вас молва?
Толстяк вздохнул:
— В смысле, блин?
— Ну что, мол, эриманфский хряк у Псофиса бесчинствует?
— Так бомж, скотина, на Аргосе растрепал. Ненавидит меня, гадина, за то, что я его киллерам заказал.
Софоклюс кивнул и поспешил вслед за Гераклом.
— А что за пьеса ставится в вашем театре? — полюбопытствовала хорошенькая девушка, когда историк гордо вышел из роскошных покоев Хряка.
Решив пошутить, Софоклюс коротко ответил:
— Подвиги Геракла!
— А… — протянула девушка, не совсем понявшая, о ком идет речь. — Я тоже видела этот фильм. «Конан-варвар» называется.
«Опять непонятные слова», — недовольно подумал хронист. Сына Зевса он нагнал уже в пещере.
— Спускайся вниз! — Геракл скептически потрогал покатые каменные своды.
— А как же ты?
— Не спорь! Спускайся вниз и отойди как можно дальше…
Через пять минут знаменитой горы не стало.
Из обрушившихся обломков выбрался невозмутимый, но слегка перепачканный сын Зевса и, увидав вытаращившего глаза Софоклюса, показал тому отставленный вверх большой палец.
* * *
— Давай вставай, остолоп! — Копрей неприязненно пихнул сандалией валявшегося в небольшом ручейке Херакла. — Ты всё пропустил…
— Как?! — Херакл открыл мутный левый глаз и осоловело уставился на недовольного посланца Эврисфея. — Ты кто?
— Грек Пихто! — огрызнулся Копрей. — Я от Эврисфея. Геракл, судя по всему, уже совершил свой пятый подвиг, а ты в луже лежишь, пузыри пускаешь…
— Что же теперь делать? — в отчаянии воскликнул самозванец, понемногу приходя в себя.
— Финики сушить! — снова огрызнулся Копрей. — Слушай, дурья башка, и запоминай. Шестым подвигом Геракла будет…
Внимательно выслушав посланца Эврисфея, Херакл торжествующе улыбнулся.
Совершив свой пятый подвиг, великий герой Греции решил немного передохнуть, сделать небольшую паузу. В конце концов, постоянные скачки по Аттике жутко выматывали. Одно дело лежать на зеленом живописном холме, вяло наблюдая, как волки растаскивают овец, и совсем другое трястись день и ночь в подскакивающей на каждой колдобине боевой колеснице. Даже путешествуя с аргонавтами за золотым руном, Геракл так не напрягался, как в дни своих знаменитых подвигов.
«К кому бы тут поблизости заскочить? — усиленно размышлял сын Зевса, колеся по широким дорогам вокруг города Псофиса. — Интересно, у кого из местных жителей в погребах плещется лучшее вино?»
Последнюю мысль великий герой произнес вслух, чем отвлек от исторического труда недовольного Софоклюса.
— Общеизвестно, — заявил хронист, покусывая конец острой палочки, — что лучшее вино в здешних краях изготовляют кентавры.
— Кентавры? — задумчиво повторил Геракл смутно знакомое слово. — А кто это такие?
— Ну, Геракл, ты даешь! — с пафосом воскликнул Софоклюс, чуть не выронив историческую дощечку. — Кентавры — это самый мудрый греческий народ.
— А точнее?
— А точнее, это человекообразные конячки!
— Всё, вспомнил! — Сын Зевса радостно хлопнул себя ладонью по лбу. — Знаю я одного копытного мыслителя…
И, резко натянув поводья, великий герой съехал с наезженной дороги, направив дребезжащую колесницу в соседний лесок.
Сокрушенно покачав головой, Софоклюс вернулся к своему бессмертному опусу…
После охоты на быстроногую лань, продолжавшейся чуть больше года, — ловко накропал историк, — Геракл получил от Эврисфея новое поручение, а именно: сын Зевса должен был истребить эриманфскую свиноматку. Эта свиноматка жила на горе Эриманфе и ежедневно плодила прожорливых розовых поросят, которые целыми ордами опустошали сельскохозяйственные окрестности.
Особенно опасными были их предводители Них-Них, Наф-Наф и Нах-Нах. Них-Них был до безобразия жаден и коварен, Наф-Наф необычайно изворотлив и умен, ну а Нах-Нах славился своим невероятным бесстрашием и тем, что всех, кого встречал, тут же далеко посылал. Его даже волки стороной обходили, не желая связываться с этим феноменальным матерщинником.
Пришел Геракл к пресловутой горе и тут же напоролся на поросячью банду Нах-Наха, который, увидав великого героя, послал его в место хоть и не очень отдаленное, но весьма обидное. Понятно, сын Зевса не смог стерпеть такой обиды и ровно через час, разведя костер, уже вовсю закусывал жареной свининой, дегустируя отличное коринфское вино, всегда имеющееся у великого героя в объемистой походной фляге…
— Эх, — грустно вздохнул Софоклюс, — мои винные мысли непроизвольно забрели на страницы эпоса. О Зевс, это просто катастрофа…
— Сейчас-сейчас, — весело погонял лошадей Геракл, — мы всё сейчас исправим…
— В каком смысле? — насторожился историк.
— Нажремся до свинского состояния! — радостно пояснил герой.
— Но это противоречит великому эпосу!
— Хрен с ним, с эпосом, просто о пьянке не упоминай и точка.
Что и говорить, геродотово решение.
* * *
К бревенчатому домику кентавра Фола подъехали ближе к полудню.
Геракл и сам не знал, откуда ему знаком четвероногий мыслитель и его скромный аккуратный домик. Софоклюс начал что-то буробить о второй божественной памяти, но сын Зевса на него зло цыкнул, и историк благоразумно заткнулся.
Фол встретил Геракла с некоторым недоумением, однако когда кентавр узнал, КТО перед ним, то искренне обрадовался и пригласил знаменитых гостей в свой дом.
— Вот, решил я, дружище Фол, между пятым и шестым подвигами навестить тебя в этих гостеприимных спокойных лесах, — сообщил сын Зевса, садясь за крепкий опрятный стол. — Дай, думаю, выпью чудесного вина с добрым старым знакомым.
— Ну, вообще-то… — смущенно промямлил кентавр, — мы раньше… м… м… м… не были знакомы.