Кони, к счастью, не пострадали, чего нельзя было сказать об ударившемся головой о дерево Софоклюсе.
— Кто ты, здоровяк? — басом вопросил историк, сидя в высокой траве и ощупывая огромную шишку на своей гениальной черепушке.
— Тотальная потеря памяти вследствие небольшой внешнечерепной контузии, — знающе кивнул Геракл. — Мы это уже проходили. Я тоже вот однажды попытался так придуриваться, но Зевс меня быстро от этой хандры вылечил, заперев в тесном храмовом зале вместе с Цербером.
— Что, наверное, Цербер пытался тебя загрызть? — продолжая ощупывать голову, полюбопытствовал историк.
— Нет. — Сын Зевса с грохотом обрушил молот на несчастную колесницу. — Он пытался меня поцеловать.
— Ну и что же в этом страшного?
Отложив тяжелый инструмент, Геракл вытер львиной лапой мокрый лоб.
— Софоклюс, ты просто не представляешь, какие у этого Цербера холодные губы.
Хронист задумчиво потер правую бровь, зевнул и, осоловело поглядев на сына Зевса, с недоумением спросил:
— Мужик, а ты кто?
Геракл погрозил Софоклюсу пальцем:
— По-моему, братец, твоя шутка слегка затянулась.
— Я Гомер! — внезапно выпалил историк. — Я великий греческий поэт Гомер!
— Так Гомер ведь слепой! — усмехнулся сын Зевса. — А ты, дурья башка, зрячий, как горный орел. Софоклюс, кончай чудить!
— Я Гомер…
— Ну что ж. — Со вздохом обнажив меч, Геракл не спеша приблизился к Софоклюсу. — Вижу, ты решил окончательно закосить от написания моего эпоса.
— Я Гомер… великий поэт!
— Ну, если ты настаиваешь, — усмехнулся герой и, схватив историка за бороду, приблизил к его правому глазу острие своего меча. — Ну, с какого начнем, с правого или с левого?
— Я Софоклюс! — истошно заорал историк. — Я Софоклю-ю-ю-юс…
— То-то! — довольный результатом радикальной терапии, Геракл спрятал меч.
— Твои методы! — сказал на Олимпе Асклепию обнаженный по пояс Зевс, глядя в маленький глазок телескописа.
— Зевсик, не дергайся, — пробурчал врачеватель, массажируя Тучегонителю слегка заплывшую жирком спину. — Жрать тебе поменьше бы, а то, глядишь, скоро новый трон нужно будет Гефесту заказывать.
— Не умничай! — огрызнулся Громовержец, с умилением глядя, как Геракл окончательно раскурочивает молотом золотую колесницу. — Герме-е-е-ес…
— Я здесь, Эгидодержавный!
— Слышишь, пошли-ка вниз Гефеста с инструментом, а то мой сынуля что-то немного увлекся процессом починки.
— Сделаем!
Слегка расслабившись, Зевс блаженно улыбнулся.
* * *
— Вот это работа! — восхищенно похвалил Геракл, глядя на блестящую, словно новенькая, боевую колесницу царя Креонта.
— Плевое дело, — отозвался Гефест, пряча в большую коробку свои диковинные инструменты.
— Ты это, братец… — замялся сын Зевса.
— Ну говори, чего уж там, все ведь свои, — рассмеялся кузнец, вытирая мозолистые руки.
— Мы тут с хронистом в Тиринф слегка опаздываем, может, перебросишь?
— Эх, добрый я сегодня, — снова рассмеялся Гефест и, достав из кармана нечто напоминавшее морскую раковину, строго приказал: — Стойте на месте и лучше не двигайтесь, а то доставлю вас в Тиринф по частям.
— А дышать можно? — робко спросил Софоклюс.
— Можно…
В следующую секунду они очутились на роковом перекрестке.
— Фух, — выдохнул Геракл, протирая глаза. — Никак не могу привыкнуть к этой частой смене пейзажей.
Копрея на перекрестке не оказалось, лишь одиноко лежала на плоском камне у дороги забытая восковая дощечка. Пожав плечами, Софоклюс подошел к камню и вслух, с расстановкой прочел: «Подвиг восьмой: ишаки Диомеда».
— Кто Диомеда? — недовольно переспросил сын Зевса.
И в этот момент из непроходимых зарослей выбралось маленькое гадкое-зеленое чудовище.
— А-я-я-я… — завизжал историк, падая навзничь. Геракл же, слегка изогнув правую бровь, стремительно выхватил меч.
— Не убивайте меня, пожалуйста, — жалобным голосом попросило чудовище.
— Хорошо, — кивнул сын Зевса, — убирайся обратно в свое болото…
— Это я, Копрей, — пролепетал монстр.
Изображающий мертвого Софоклюс тут же вскочил на ноги и, небрежно отряхнув одежду, коротко пояснил:
— Я споткнулся.
— Что с тобой случилось? — безмерно удивился могучий герой. — Почему твое лицо зеленого цвета? Ты нюхал столярный клей?
— Нет-нет, — замотал головой Копрей. Волосы у него тоже почему-то были зеленые.
— Я сильно болел… а то, что вы видите, жуткие последствия моей болезни.
— Ты болел бешенством? — предположил Геракл, решив на всякий случай меч в ножны пока не прятать.
— Нет, ветрянкой, — пояснил посланец и, подобрав восковую дощечку, хрипло, но довольно торжественно прочел: — На этот раз, Геракл, сын Зевса, тебе следует отправиться во Фракию к царю биз… бир… сатир побери эти идиотские названия… к царю бистонов Диомеду.
— Не знаю такого, — демонстративно заявил могучий герой.
— У этого царя по некоторым проверенным слухам, — невозмутимо продолжал посланец Эврисфея, — есть дивной красоты ишаки.
— Ослы, — поправил Копрея Геракл.
— Нет, ишаки, тут так написано. В общем, отправляйтесь за ними во Фракию. И скажу вам по секрету…
Посланец слегка понизил голос:
— Этот Диомед законченный придурок. Лучше всего, если вы его ишаков тихо и профессионально умыкнете, не поднимая шума и пыли.
— Великий сын Зевса не вор! — возразил Геракл. — И он не станет брать чужое…
— Ну а если великий сын Зевса кое-что позаимствует на время? — хитро ввернул Копрей.
— Это можно, — кивнул могучий герой.
И он с верным хронистом отправился во Фракию.
* * *
Во Фракии греки стали действовать очень осторожно, стараясь по возможности сохранять загадочное инкогнито. Хотя сыну Зевса с его внешностью трудно было не бросаться в глаза, да и золотая колесница сияла на многие стадии окрест.
— Лева меня демаскирует, — посетовал могучий герой, но предложение историка снять шкуру гневно отверг.
Зря, конечно, отверг, ибо в предложении хрониста был определенный смысл. Ведь о человеке-бурундуке с Олимпа давно уже раструбили пьяные певцы аэды, приписывая странному герою совершенно умопомрачительные подвиги, такие, как совращение восемнадцати престарелых дочерей царя Крита Миноса и избиение героя Афин Тесея.