Она погрозила ему пальцем, но вообще-то Соланж ему всегда прощала. Сэм иногда напивался и, приходя домой в таком состоянии, порой бывал груб и даже жесток. Однако Соланж не в состоянии была долго сердиться на него, потому что слишком сильно его любила. Слишком сильно и слишком бескорыстно, как говорил Артур, и, может быть, он был прав. Единственно, что Соланж хотела бы изменить в муже, — увлечение женщинами. С остальным она вполне могла мириться.
Весной Соланж снова забеременела; ребенок родился сразу после Рождества, когда Сэм находился в Калифорнии. Это опять была девочка, которую назвали Меган. Сопровождал Соланж в больницу и в этот раз Артур.
Только через два дня после рождения дочери ей удалось разыскать супруга. Благодаря многочисленным слухам она знала, чем тот занимается в Голливуде. Чаша ее терпения переполнилась, о чем она и заявила Сэму после того, как он возвратился в Нью-Йорк. Соланж даже пригрозила разводом, хотя она очень хотела сохранить семью.
— Ты позоришь меня перед всем миром… делаешь из меня дуру и хочешь, чтобы я сидела и молчала. Я требую развода, Сэм.
— Ты с ума сошла! Это все плод твоей фантазии. С кем ты опять говорила? С Артуром?
Сэм старался не подавать виду, но на самом деле расстроился.
— Артур тут ни при чем. Достаточно почитать газеты. О тебе пишут все кому не лень. Что ни год, что ни месяц, что ни фильм, что ни спектакль — то новая актриса, новая театральная партнерша, новая женщина. Все это продолжается слишком долго. Ты все развлекаешься и настолько занят самим собой, что считаешь свое поведение нормальным, считаешь, что можешь это себе позволить. Что ж, о'кей, но я, наверное, тоже могу себе кое-что позволить — позволить иметь мужа, который меня любит и сохраняет мне верность.
— А ты?..
Сэм решил, что лучшая защита — это нападение, и заговорил об Артуре, хотя прекрасно знал, что упрекнуть ни жену, ни друга ему не в чем.
— Как насчет твоих частых ленчей с Артуром?
— Мне больше не с кем говорить. Он по крайней мере не станет потом звонить журналистам и пересказывать им мои слова.
Сэм знал, что она права, и возразить ему было нечего.
— По крайней мере я могу выплакаться у вето на плече.
— В то время, как он сам льет тебе слезы в суп. Вы самая трогательная пара, о которой я когда-либо слышал. Запомни, Соланж, развод я тебе не дам. Точка. И больше об этом даже не заговаривай.
— Что ж, обойдемся без разговоров…
Соланж впервые решилась на открытую угрозу.
— Вот как?
В голосе Сэма зазвучала нотка удивления, которую он тщательно маскировал, но Соланж ее заметила.
— Достаточно организовать за тобой слежку. Я могла бы уже пятьдесят раз с тобой развестись за это время, уличив в измене.
Он больше ничего не сказал и вышел, хлопнув дверью, а на следующий день опять улетел в Калифорнию. Из-за этого репетиции спектакля были отложены на месяц, но Сэм Уокер стал звездой такой величины, что подобные выходки сходили ему с рук.
Когда он вернулся, Соланж продолжала злиться. Она знала, кого Сэм взял с собой на Западное побережье, и уже была сыта его любовными похождениями по горло.
Сэм приехал из аэропорта поздно ночью. Соланж ждала его. Между ними произошла столь бурная ссора, что даже проснулась Хилари. Комната Александры находилась дальше от родительской, а Меган тогда было только восемь месяцев — она безмятежно спала в своей кроватке. Но Хилари исполнилось восемь лет, и она запомнила все. «Скорую помощь», полицию… вой сирены… неподвижную маму, которую накрыли простыней и унесли на носилках. Запомнила, что говорили вокруг, как плакал отец, когда его уводили. Он даже не заметил, что она стоит в дверях и смотрит. Потом няня позвонила дяде Артуру.
Он приехал очень скоро. Лицо у него застыло, он никак не мог поверить в то, что ему рассказали. Наверное, произошла какая-то ошибка… наверняка… Это невозможно. Он знал, что у них периодически возникали проблемы, но Сэм боготворил жену, и она любила его. Эта любовь зачастую выходила за пределы здравого смысла, это было чувство, которое оставляло след на всех, кто с ними общался", любовь, которая…
Артур просто не мог понять, как такое несчастье могло случиться. Он просидел у них в квартире до самого рассвета.
Утром в дверь негромко постучал швейцар, который принес свежую газету. Артур дрожащей рукой взял ее. Там было все написано… все…
Конец мечты… конец жизни… Сэм убил ее.
Тяжелая дверь камеры с лязгом захлопнулась за Артуром, когда он пришел навестить своего друга. Сэм находился в 17-м отделении на Пятьдесят первой улице, и лишь во второй половине дня Артуру было разрешено свидание.
До того, в течение многих часов, Сэма беспрерывно допрашивали, хотя в этом не было особой необходимости. Он во всем признался, рыдал, глядел в одну точку остекленевшими глазами…
Он помнил каждую минуту той первой встречи в Париже, не понимал, почему это сделал… Помнил, что был пьян… что разозлился в ответ на ее угрозу уйти от него. Но все равно не мог понять, почему так поступил. Ему просто не хотелось ее потерять, и еще она сказала… она сказала…
Сэм в отчаянии уставился на Артура, когда того впустили. Казалось, он смотрит сквозь него.
— Сэм-Голос у Артура был хриплым. Он проплакал все утро-Прикосновение его руки было похоже на попытку отвести друга от края пропасти. Сэм выглядел таким потерянным, что в сердце Артура шевельнулось сострадание. Сэм стоял посреди камеры, на том же месте, где его оставили охранники, и глядел на Артура, но словно бы не видел его.
— Я убил ее, Артур… Я убил ее…
Казалось, у него перед глазами не лицо Артура, а все еще лицо Соланж в тот момент, когда он душил ее… рыжие волосы, которые он так любил… Почему?.. Почему он это сделал? Почему она говорила все эти ужасные вещи? Он невидящим взглядом смотрел на друга, и слезы текли по его лицу.
— Присядь, Сэм… успокойся.
Артур мягко усадил его на один из простых стульев, стоявших по разные стороны узкого, исцарапанного стола.
— Нам надо поговорить…
Сэм как будто не слышал, но поговорить все равно было надо.
— Ты можешь рассказать подробно о том, что произошло?
Сэм лишь тупо смотрел на него. Все было слишком просто.
— Я убил ее.
— Я это знаю, Сэм. Но что произошло до того? Она тебя как-то спровоцировала?..
Артур хотел найти ему хорошего адвоката, но прежде должен был выяснить, за что можно зацепиться защитнику.