– Что это?
– Уж не тебе спрашивать, Колян. Ты это видел куда чаше меня. Баксы. Натуральные такие американские дензнаки. Тут две пачки по пять тысяч каждая. Ты вот все говорил, что мне не выдают зарплаты в моем несчастном агентстве «Пятая нога», ну так вот – выдали. К тому же, как я тебе по телефону заявил, это АВАНС. Милый такой аванс, правда?
– И за что? – спросил Колян.
– А вот это, Коля, я и хотел бы выяснить поподробнее. К тому же надеюсь, что и ты мне что-нибудь присоветуешь.
Колян взял в руки одну из пачек, выдернул одну купюру, повертел в руках, даже понюхал, посмотрел на свет и пробормотал:
– Насколько я могу судить, непаленая. Нормальная.
– Там, откуда они поступили, фальшивки если и держат, то только в каких-то очень хитрых целях, – отозвался Женя, убирая деньги обратно в карман. – Ладно, пойдем побеседуем. Ты один?
– Галька спит у себя. Она наскоро перекусила, поболтала с какой-то дурищей по телефону и опять спать завалилась. Ну и пусть спит. Баба с возу – потехе час, как говорит наш общий друг мент Васягин, юморист хренов. Ну, проходи, садись. По пивку? Или коньячку лучше?
– Не, коньяк не буду, я уже водки хватанул в редакции с перепугу. Там Серафим Иваныч сидит, зенки на бабло пучит. Сам толком понять не может, откуда такое счастье привалило. Мне вот без разговоров половину отдал. Наверно, думает, что это ему на похороны выдали!
– Я так понял, – медленно начал Колян, – что авансик, который свалился на твою голову, как-то связан с тем звонком Иваныча, которым он тебя выдернул из компании нашей. Зря ты ушел… Если б ты остался, может, мы потом не так круто нажрались бы.
Афанасьев сделал движение рукой, долженствующее обозначать, что лично он не питает по этому поводу никаких иллюзий. Мол, нажрались бы, милый друг, все равно нажрались бы. Потом он подождал, пока хозяин принесет запотевшую бутылку водки, а также грубо, фактурно, по-мужски нарубленную закуску в виде толстых ломтей ветчины и сыра и апельсиновый сок в полуторалитровом пакете. Выпили. Женя откинулся на спинку кресла и начал:
– Не знаю, как тебе изложить, Колян, но что дело нечисто, этого не скрывает и сам заказчик, иначе не стал бы платить таких бешеных денег за то, что, казалось бы, мог без труда сделать сам. Вот представь себе: ты – мастер на все руки. У тебя, скажем, отвалилась плитка на стене в ванной. Что ты сделаешь, если, как я уже говорил, ты – мастер на все руки?
– Я?
– Ну не Ты, а человек, который попал в такую ситуацию и который все умеет делать сам?
– Да что ты мне мозги пудришь? Ну, взял бы плитку да и присобачил ее назад. И всего делов.
– И всего делов, – машинально повторил Афанасьев. – А что бы ты сказал, если бы этот человек не стал ничего делать сам, а пригласил бы мастера, причем спеца так себе, тяп-ляп? И заплатил ему вперед так, как если бы платил Леонардо да Винчи,
который этот сортир ему фресками расписывает. Или Микеланджело. Ну, с Микеланджело и Леонардо я, может, и загнул, но, скажем, платить за (одну плитку как за капитальный евроремонт – это, согласись, или глупо, или подозрительно. – Не, это без базара, – согласился Колян. – Аза что тебе отвалили такие «бабки», к тому же только аванс? Местные – вряд ли, значит, какой-то московский хлыщ? – Вот именно. Московский. К тому же из спецслужб. По крайней мере, он сам так утверждает. А сделать мне нужно вот что: найти по двум письмам, адресованным твоему тезке, Николаю Малахову, некую Лену. Она была его подругой. Этому типу из столицы втемяшилось, что я смогу найти эту Лену… – Так ты одну уже нашел! – хитро сказал Колян. – Ну, знаешь ли. Той едва девятнадцать исполнилось, а автору письма – двадцать пять. К тому |же та Елена – левша, а м-м-м… моя Лена – она правша. Да и вообще, что их сопоставлять, глупости какие! В общем, пришли мы в гостиницу к этому Ярославу Алексеевичу… И Афанасьев изложил суть дела, в которое волей-неволей втянул их загадочный столичный гость. Колян слушал внимательно, изредка вставляя короткие отрывистые реплики. Когда Женя закончил, Колян выставил вперед нижнюю челюсть, что, верно, должно было обозначать мыслительные потуги, и заявил:
– Н-да. Мутное дело. На моей памяти было однажды, когда журналист получал десять тысяч долларов за работу. Вру! Два случая. Один даже пятнадцать получил за разовое дельце. Пятнадцать тысяч «бакинских», бакс к баксу. Только, Женька, понимаешь, тут такая штука. Этот тип заработал свои деньги за заказной материал на одного члена Госдумы. Члена вскоре законопатили, а журналюгу нашли спустя полгода на дне Москвы-реки. Вот такая петрушка!.. Большие деньги – это всегда риск, это ты уж мне поверь! Никто ничего не платит просто так! «Бабки» руки не жгут?
– Жгут, – признался Афанасьев. – И еще, Колян… Тут еще одно дельце похлеще будет.
«Про меня, что ли? – поинтересовался бес Сребреник. – Ну-ну, заливайте, Евгений Владимирович. Посмотрю я, как Колян Лексеич отреагирует. Ух ты!.. Смехотура!..»
– Про тебя, про тебя, – машинально шепнул бесу Афанасьев.
Колян воззрился на друга в упор:
– Про меня?
– Да не про тебя, Колян. Тут такое дело. В общем, я слышу голос со стороны, который утверждает, что он бес по имени Сребреник. Ты только не… В общем, он на самом деле существует, это не белая горячка и не паранойя, как ты можешь подумать.
Колян серьезно посмотрел на Афанасьева, а потом без разговоров налил тому стакан водки и почти пропихнул в Женину пятерню. Афанасьев выпил, поперхнувшись на последнем глотке, и, торопясь и судорожно сжимая-разжимая пальцы левой руки, отправил в рот один за другим три куска ветчины.
– На самом деле, – повторил Женя.
– Так-с, значит, вот что, – ничуть не удивляясь, решительно сказал Колян, – сейчас едем ко мне на дачу, два денька отдохнем, соберешься с силами, а то я смотрю, что твой Херувим Иваныч и эта Еленушка последний умишко из тебя выпили. Не возражай и не надо мне тут косорезить!..
Женя хотел возражать. Сребреник хихикал противным смешком, Похожим на теньканье расколотого колокольчика. Тут вошла жена Ковалева, Галя. Они расписались не так давно, но, будучи оба людьми нравными и капризными, делали вид, что уже смертельно надоели друг другу.
– Привет, братцы, – сказала она. – Пьете?
– Да вот тут Женек говорит, что у него проблема: какой-то бес в голове голос подает, говорит, что его зовут Сребреник и что он, в натуре, есть.
Молодая женщина снисходительно улыбнулась и произнесла:
– Как? Бес… Сребреник? Ну-ну. Почему-то меня нисколько это не удивляет. Ты-то сам, Коля, не помнишь, как явился в три часа ночи, сел на кухне и принялся орать, что планерка уже началась, а тебя толком никто не слушает. Ругался, принял меня за какого-то Сережу Панюшкина и требовал, чтобы я немедленно организовала поставку партии труб со склада методом самовывоза в Самару. Что бес Сребреник, что Сережа Панюшкин – все это одного поля ягоды. – Ты, Галина, ничего не понимаешь в мужских делах, – запальчиво объявил Ковалев, – В общем, Женек, собирайся, поехали.