– Позвольте мне быть кратким, – произнес Николай Малахов, а это был именно он, – у нас, как ни странно, мало времени, несмотря на все эти столетия, которые мы просеиваем сквозь пальцы с такой, казалось бы, легкостью. Да, это в самом деле я, Николай Малахов. Изобретатель проклятой системы, которую мне так и не удалось уничтожить.
– Значит, вы соврали мне, когда говорили там, на квартире у Лены, тогда еще не моей жены… – Афанасьев перевел дух и продолжил, что далось ему не без усилий: – Когда говорили, что вам удалось проникнуть в будущее только дважды. Точнее, совершить лишь два перемещения.
– А зачем мне говорить вам всю правду? Если бы я сказал вам тогда, в 2005 году, на квартире у Лены, что следующий раз мы будем говорить в день Полтавской баталии, в паре километров от места битвы, вы бы мне не поверили. Моя система «Опрокинутое небо» не напрасно названа так. Это страшная вещь. Но довольно лирики. Вернемся лучше к физике, тем более что я в ней понимаю гораздо больше. Система позволяет не только перемещаться во времени, но и фиксировать все перемещения, произведенные ДРУГИМИ. Это очень просто: из своего 2005 года я заглянул на пятнадцать лет вперед и просканировал пространственно-временной… я не очень сложно изъясняюсь? континуум. Зафиксировал четыре временных перемещения на территории нашей страны. Сначала из 2020 года в 1693-й, потом в 1703-й, а теперь вот сюда, в 1709-й. Надо сказать, что после меня так до конца и не разобрались в возможностях машины времени, и это прекрасно. С темпоральным коэффициентом возвращения намудрили, а там ведь все очень просто. Впрочем, все равно вы в этом ничего не понимаете, простите, – спохватился Малахов, щуря свои зеленоватые миндалевидные глаза. – Значит, последовательно обо всем. Я уже знал, что глупый президент ВША предпримет попытку изменить историю в угоду своим личным аппетитам. Полный кретин, конечно!.. Ну, так вот, Евгений Владимирович. Я прекрасно представляю, что такое попытки проникнуть в прошлое. К тому же представляю, чем это может кончиться. Так что я должен был принять меры. И я их принял. Вы сами не хуже меня знаете, какие именно меры.
– Да уж представляю, – пробормотал Афанасьев.
– Совершенно верно. А что я мог предпринять против ваших трех перемещений в Петровскую эпоху? Только явиться туда и каким-то образом предупредить царя Петра об опасности. Вот потому я и имитировал попытки покушения на государя, чтобы подозрение к тому же падало на вас. В любом случае – вы уж извините, Евгений Владимирович! – ваша гибель была бы куда менее значимой, нежели смерть Петра. Или я не прав?
– То есть… тем человеком, который… значит, это были вы, Николай?.. – растерянно произнес Афанасьев.
– Да, вы сами все сказали.
– Значит, это именно вы сознательно подставляли нас, зная, что после такой подставы мы вполне можем свести близкое знакомство с дыбой любезного дядюшки Федора Юрьевича?! – все шире раскрывая глаза, воскликнул Афанасьев.
– А что мне оставалось делать? Если бы я не привлекал к вам внимания царя такими, быть может, не совсем гуманными методами, неизвестно, что из всего этого вышло бы! Ведь правда, Евгений Владимирович? Дуракам закон не писан, а те, кто вас сюда послал, едва ли блещут интеллектом! А генерал Бишоп, которому я сегодня, прошу прощения за физиологические подробности, вышиб эти самые мозги?
– Да, правда, правда, – пробормотал Евгений.
– Вы не знаете, что значит не принадлежать ни к какому времени, оторваться от своей родной почвы, быть сразу везде и, значит, нигде! – с горечью продолжал Малахов. – Впрочем, тут я не совсем прав… Добродеев и выбрал вас с Ковалевым только потому, что вы уже познали, что такое перемещение в другие миры. Добродеев вообще умный черт!.. Магия, магия! Я сам, изучая уравнения единой теории поля, пришел к выводу, что в нашем мире существуют и иные законы в обход физических. На эти законы наложено строгое табу, но теперь, теперь они снова заработают! И уже работают, вы же сами видели, ЧТО сделал Ковбасюк, бывший дион Эллер, с оружием этих кретинов морпехов! А ведь вы прекрасно понимаете, что по всем физическим законам это НЕВОЗМОЖНО. Ведь так? Дионы иинферналы сильнее чувствуют магию, чем мы, люди, существа техногенные и утилитарные. (Афанасьев с трудом удержался от искушения в панике зажать уши руками.) Так что вот такие дела, уважаемый Евгений Владимирович. Я всегда подозревал, что вам предназначена какая-то особая роль во всей этой истории. Некто подталкивает мир к новому катаклизму. Смерть Петра могла бы стать первым маленьким снежком, способным вызвать лавину. Понимаете, что могло да все еще и может произойти? Рухнет человеческая история, законы магии вступят в свою былую силу. И тогда вернется тот, кто сейчас затаился и, верно, ждет своего часа. Развоплощенный. Его имя Лориер, нам, христианам, он больше известен как Люцифер. Вы должны знать это милое существо, вы не раз сталкивались с ним раньше, во времена погони за Ключами Всевластия.
«Не слушай его, Владимирыч, – раздался ленивый голос беса Сребреника, но в его голосе Афанасьев неожиданно для себя выловил пульсирующую нотку испуга. – Не слушай весь этот бред!»
– Неужели? – вдруг парировал Малахов, который по всем раскладам ну никак не мог слышать голоса Сребреника. – Вы так полагаете? Вы хорошо замаскировались, уважаемый, но ваш час никогда не настанет! Я уничтожу систему «Опрокинутое небо», и вы останетесь тем, кем являетесь сейчас-нечистым духом, только и способным, что капать на мозги! А отнюдь не властелином мира. Вакансии на место властелина мира больше нет, видите ли! Так что, как говорили уважаемые предки, изгоняя дьявола: «Vade retro, Satanas!» В общем, «Изыди!»
Жуткая боль вдруг пронзила голову Евгения. Он с трудом удержался на коне, гулкая пустота перевернулась в мозгу, и тошнотворный желтый дым вздыбился перед глазами. И Афанасьев увидел контуры полупрозрачной фигуры: маленький, сгорбленный человечек с печальными глазами, сутулой спиной и большой, словно бы разбухшей рыжей головой, въехавшей в неширокие плечи. Он глядел на Афанасьева. Потом тряхнул головой и выговорил:
– Ну да, Владимирыч. Так и есть. Он прав.
– Так ты… не Сребреник? – медленно выговорил Афанасьев.
– У меня вообще много имен, но настоящее – именно то, какое назвал Николай Григорьевич. Он вообще прозорливый малый. Дурак не изобрел бы такой опасной штуки, как эта его система. Но он оказался даже умнее, чем я предполагал. Собственно, больше говорить и не о чем. Не надо кивать на меня. Все истоки зла – в вас самих, в людях.
Хррр, как говорил генерал Бишоп. С сим спешу откланяться…
Контуры Лориера истаяли в воздухе. У Афанасьева больше не было беса Сребреника.
2
– Пора возвращаться, Евгений Владимирович, – сказал Малахов.
Он уже хотел было пришпорить коня, но в последний момент замер и решительно махнул рукой. – А! Позвольте все-таки сказать… Была еще одна причина, побудившая меня совершить эти перемещения в Петровскую эпоху. Для начала – мне точно известно, что под Полтавой бился мой предок, и мне не хотелось бы, чтобы из-за какого-то урода из числа морпехов генерала Бишопа не стало меня. Все-таки я не самый последний человек на этой земле, ведь правда?.. И потом… Я люблю Елену. Это для вас она жена, мать семейства, зрелая женщина, клонящаяся к сорока годам… И только для меня она навсегда останется той, которую я когда-то встретил у фонтана, – в легком светлом платье, с синими глазами и навсегда, навсегда юным и прекрасным лицом… Я понимаю, что это страшно, но я не могу быть иным. Простите меня. Ведь если бы я не сделал того, что я сделал, ее вообще могло не быть, понимаете? А разве я могу допустить это– для себя, для вас, для нее? Никогда.