– Возможно, я и похож на учителя танцев, синьор Коломбо, однако же, в отличие от всех этих молодцов, уверен, что мы поплывем совсем не в ад, а на славное открытие новых земель, которые, как я уверен, там непременно будут! Полные золота и населенные гостеприимными туземцами, которые охотно признают власть испанской короны и ваш вице-королевский титул обеих Индий, синьор Коломбо [16] .
Это оказалось настолько неожиданным для мореплавателя, что он вздрогнул и, покрывшись красными пятнами, вопросительно взглянул на Пинсона, потом на фрея Хуана, а затем вернул взгляд налившихся кровью серых, с желтоватыми прожилками глаз на Афанасьева.
– Это… ты кто такой?
Женя охотно представился. Его диковинное в местных условиях имя вызвало на лице Колумба некоторое замешательство, потом он сказал:
– Ты – ученый?
– Ну, можно сказать, что и так, – особо не привирая, ответил Женя. По меркам стоявших в шеренге невежественных головорезов он был просто светочем знаний. – Могу сказать, синьор Коломбо, что вы совершенно правы, что хотите плыть на запад и…
– Довольно! – проревел Колумб. – Этого берем!
Следующий за Афанасьевым Джованни Джоппа также вызвал одобрение будущего великого путешественника, без запинки назвав парусную и такелажную оснастку каравеллы. Даже Мартин Алонсо Пинсон одобрил:
– Дельно!
И в знак поощрения наградил Джоппу дружеским подзатыльником.
И вот – Колумб остановился напротив Владимира Ильича. Последний вертелся на месте, переминаясь с ноги на ногу, и пытался заложить пальцы больших рук за лацканы пиджака, как это он любил делать на заседаниях Совнаркома. Это не удавалось, так как пиджака не было, а была рваная блуза, вся в опилках, с плеча то ли плотника, то ли столяра, которой Ильича снабдили в Толедо. Взамен самарры, разумеется.
– А это еще что за гриб? – наконец спросил дон Кристобаль, с кривой усмешкой поворачиваясь к фрею Хуану. – Ты, приятель, не из бывших монахов, случаем? А то рожа у тебя, я смотрю, какая-то иезуитская.
– Вы, товарищ Колумб, ошибаетесь, – немедленно следовал ответ. – Меня постоянно принимают не за того, кто я есть. Вот однажды ко мне пришли ходоки, и один сказал, что видел меня под Нижним Новгородом, где я помогал пахать землю. А один красноармеец рассказал, что в бою, когда его отряд сражался с превосходящими силами белых, к ним на помощь прискакал всадник и давай рубить врага. Всех порубил!.. А когда у него спросили, кто он такой, он ответил: «Я – Ленин». А это, батенька, чистейшая провокация, потому что в этот момент я был в Кремле и готовил декрет!
– Этот человек постоянно говорит какие-то странные слова, но он один из двух храбрецов, что победили ужасного оборотня, ведьму, сожженную недавно в Толедо, – заметил фрей Хуан. – Так что если, дон Кристобаль, ваш путь к открытию новых земель в самом деле будет изобиловать разными чудовищами и порождениями дьявольских сил, то этот рекрут будет как нельзя кстати. Возблагодарим Господа!
Владимир Ильич хотел возразить, что никакого дьявола не существует, а уж его порождений – тем более, что всё это выдумки попов и помещиков, которые пудрят голову трудовому народу, чтобы ловчее его эксплуатировать. Но вспомнил недавнее происшествие в зале суда инквизиции, вспомнил окровавленный том Иоанна Златоуста и Женю Афанасьева, колотящего по башке ужасную тварь, – и, о чудо, промолчал.
На следующий день Женя Афанасьев, Джованни Джоппа и Владимир Ильич уже грузили на каравеллы необходимое в путешествии снаряжение: оружие, в частности – бомбарды и фальконеты.. чьи свинцовые и каменные ядра служили судам в том числе и в качестве балласта; в трюм загружались продукты питания, как то: бочки с солониной, рыба, копченое мясо, мешки с мукой, сыр, оливки, вино. Погрузкой последнего руководил лично сеньор Колон, причем, судя по всему, он уже успел продегустировать содержимое одного из бочонков почти до полного нестояния на ногах. За продуктами питания следовали запасные снасти и паруса, а также сменные части рангоута. А еще через неделю, отстояв службу в палосской церкви Сан-Хорхе, Колумб, Пинсон и экипажи всех трех каравелл отплыли на запад. На борту самой крупной каравеллы, известной всем «Санта-Марии», плыли Женя Афанасьев, товарищи Ульянов и Джоппа.
1
– Верной дорогой плывете, товарищи! – кричал Владимир Ильич, болтаясь на бушприте и тыча указующим перстом в неизведанный горизонт.
– А ну, слазь!
– Вы не смеете мне тыкать! Вы – оппортунист! – на чистом русском отвечал товарищ Ульянов.
Эта примечательная сцена имела место быть спустя несколько часов после отплытия из Палоса.
Сразу же после отплытия экипаж «Санта-Марии», на которой оказалось больше всего амнистированных, вышиб днище из нескольких бочонков с вином и стал целенаправленно и последовательно напиваться. Наверно, сказалась береговая нервотрепка, предшествующая отбытию из порта. Даже офицеры не препятствовали этому предосудительному в морских условиях занятию. Более того, посильное участие в этом приняли и Колумб с братом командира второй каравеллы Висенте Пинсоном. Те, кто отказывался пить, тотчас же оказывались за бортом, откуда их вытягивали талями только после обещания немедленно выпить. Боцман Аранда, который сначала хотел поддерживать хотя бы относительный порядок, вскоре отказался от этого бесплодного занятия и махнул рукой: паруса поставлены, курс задан, снасти закреплены как следует, рулевой трезв – слава всем святым, каравеллы будут идти вперед безотносительно к тому, загружены ли они трезвыми матросами или же пьяно гомонящим людом.
Подпоили даже непьющего Владимира Ильича, в результате чего он и полез на бушприт, откуда выкрикивал приведенные выше фразы.
Так начиналось великое путешествие. Вскоре на всей «Санта-Марии» осталось лишь несколько вменяемых людей: штурман Педро Хуан де ла Роса, стоявший у руля; боцман Васко Аранда, следивший за исправностью парусов и снастей, и – фрей Хуан Арансуэло. Да, да!.. Инквизитор из Толедо тоже отправился в далекий путь, который многие именовали дорогой в пасть дьявола. Наверно, подручный Торквемады, поднаторевший в деле борьбы с дьяволом, надеялся оказать экспедиции посильную помощь в этом нелегком деле.
Итак, плавание началось. С первых же дней интрига событий, протекающих на кораблях, в частности на каравелле «Санта-Мария», закрутилась до отказа. Напившиеся в первый день скоты решили продолжить банкет и наутро, наверно, слабо сознавая, где они находятся. Пришлось прибегнуть к профилактическим мерам. Дон Кристобаль Колон действовал по рецептуре, данной в известной песне куда как позднейшего периода человеческой истории: «…двух негодяев вздернули на рею, но – мало, нужно было четверых». Надо сказать, что больше половины из восьмидесяти трехчленов экипажа «Санта-Марии» Афанасьев квалифицировал как полнейших идиотов, чей жизненный опыт и познания сводились к мелко уголовным деяниям, средне-мелкому хулиганству, попрошайничеству или, напротив, разбою и грабежам. Только жестокий кадровый голод мог побудить Колумба, а также Мартина Пинсона и штурмана «Санта-Марии» де ла Росу набрать под свое начало таких ублюдков.