Троица разинула рты и издала нечленораздельный вопль, вызывающий прямые ассоциации со звуком полупустой булькающей бочки, катящейся под уклон по брусчатой мостовой. Из этого грохота Жене Афанасьеву, впрочем, удалось вычленить словоформы «тыврр-ртыщщщ» и «тьоктввщно», долженствующие, очевидно, означать соответственно «товарищ» и «так точно» – понятия, предписанные воинским уставом.
– То-то же, вонючки, – сказал довольный Ковалев. – Попомните у меня. За тушенкой и скумбрией консервированной – шаго-о-о-о-ом…. арррррш!!!
– Н-да, – сказал Афанасьев, глядя вслед удаляющимся солдатикам. —Личный состав части у тебя подгулял, прямо скажем.
– А что? Эти еще самые смирные. Остальные вообще дрессировке не подлежали, пришлось выкинуть с базы. Напугали их ракетницей, – сказал Ковалев. – А чем тебе мои рекруты не нравятся? Ну да, туповаты и язык не ворочается. Так это что! Солдату мозги и язык разве что только в супе пригодятся. А то, что они Пушкина от Пизанской башни отличить не могут и таблицу умножения со словарем разбирают, так это мелочь. У меня в девяносто седьмом был в бригаде один братуха, Валек Слон погоняло у него было. Так этот Слон не то что разных там гоголей-моголей, а и собственного папашу не знал, как по имени-отчеству. А звал его по зоновской кликухе: Ржавый. Вот и прикинь!.. И на хрена ему упали разные там Достоевские и всякие… которые мелодии для мобил пишут… Моцарты там, Бетховены?.. Он и без них по жизни как сыр в масле катался, а по городу катался на «паджерике». Катался, пока вместе с этим «паджериком» не взорвали ко всем чертям! Так что мои салаги еще ничего.
– Кстати, о чертях, – сказал Афанасьев. – Где там Добродеев?
– На складе.
– Нужно позвать. У нас тут серьезный разговор намечается.
Колян помрачнел.
– Да знаю я, полное фуфло ситуация, – отозвался он. – Я себе этих мартышек в обмундировании только завел, чтобы как-то развеиваться, отвлекаться. У самого башка пухнет. Поговорить – да, есть о чем. Щас кликну Вельзевулыча. Придет через минуту.
…Они сидели в полном составе, завернутые, как в тонкую влажную простыню, в такую тишину, как если бы даже звук дыхания признавался святотатственным. Все были в сборе: Афанасьев, Ковалев, Альдаир, Галлена, Эллер, старый Вотан Борович, Вася Васягин, инфернал Добродеев, Ксения, Поджо и Анни. Не было только Пелисье, выпавшего из их слаженной команды, Пелисье, замененного другим. И этот другой сидел тут же – сидел как воплощение абсурдности тех поисков, которыми все присутствующие выматывали себя вот уже столько времени. Сидел татуированный вождь индейского пролетариата Кальфоукоуру Солнечная Голова, сподвижник Колумба и идейный оппонент инквизитора Томаса де Торквемады, он же символ мировой революции Владимир Ильич Ульянов-Ленин, ныне научившийся водить бэтээр и стрелять из гранатомета «Муха». Каковые умения и пригождаются ему ежедневно во время патрулирования местности – пятачка огромной, дикой, скатившейся во мрак планеты…
На столе лежали: письменные принадлежности Ленина, шлем Александра Македонского, сутана Торквемады с навеки расплывшимся на ней пятном крови фрея Хуана; маленький полиэтиленовый пакетик, в котором лежала щеточка черных волос – усы Адольфа Гитлера. Чуть в стороне стоял кувшин Пилата.
Кряхтя, поднялся во весь рост Вотан Борович, который всегда начинал в качестве первого докладчика, сам себе отводя эту роль. Конечно, никто не прекословил. Зачем? Вотан Борович натянул шляпу до самых ушей и, сверкая из-под повисших полей, повел такую речь:
– Радостно мне думать, что собраны пять из семи Ключей, при помощи которых можно мысленно низвергнуть коварного Лориера, погубителя, выдавливающего из нас по капле жизнь. Горько мне думать, что силы наши давно не те и тают, аки пчелиный воск на солнце. Успеть бы, успеть!.. – хрипло вырвалось из его широкой груди, старый дион закашлялся и, согнувшись вдвое, почти рухнул на свое место.
Астарот Вельзевулович Добродеев, чье и без того не самое худое личико за то время, пока он занимал сытный пост интенданта, заметно округлилось, – поднял руку и сказал:
– Не понимаю, уважаемый Вотан. Кто отнимает у нас время? Времени у нас целая пропасть. Все прошлые века к нашим услугам. К тому же осталась только одна отмыч… то есть – Ключ. Я понимаю, что мой бывший босс Лориер коварен и силен, но осталось всего чуть-чуть. Да, мы не знаем седьмого Ключа, в пергаменте так невнятно всё это прописано… но тем не менее… клянусь копытами своего дедушки!!
Подала голос Галлена:
– Мы, дионы, были неправы, что не сказали вам, коренным жителям этого мира, сразу… Наверно, не хотели показывать свои слабости. Но, так или иначе… Словом, у нас на исходе силы. У меня, у Альдаира, даже у Эллера и Поджо, а менее всех сил осталось у Вотана… Лориер закрыл для нас источник силы, и мы варимся в собственном соку.
– К-какой источник? – протянул Колян Ковалев. – При чем тут Лориер? Жратвы у нас полно, верно, Вельзевулыч?
– Точно так, – подтвердил кандидат сатанинских наук.
Галлена покачала головой:
– Да не в этом дело. При чем тут еда? Нет, конечно, мы тоже не можем без пищи, хоть наши физические возможности несравненно выше, чем у людей. Помните, Альдаир не так давно перевернул КамАЗ? Так вот, он и сейчас, возможно, сумеет это сделать, однако я говорю о другой СИЛЕ. Той, от которой питаются все наши возможности – в том числе проникать в прошлое, телепортироваться, становиться невидимыми… Мы черпаем эту силу непосредственно из мирового эфира, из космоса…
– Что она такое несет? – пробормотал Колян.
– Тише ты! – так же шепотом одернул его Афанасьев.
– А с тех пор как Лориер стал править этим миром, он перекрыл нам каналы Силы. С нами остался некий запас, который был у нас в тот момент, когда мы активировали те, ПЕРВЫЕ, Ключи. Понимаете? Ну это… как если бы ныряльщик ушел в воду, имея с собой некоторый запас кислорода, и вот кислород уже кончается – и горло начинает сводить удушье. Вот такое удушье подступает к нам. И каждый НЫРОК – туда, в прошлое, за каждым из Ключей – съедает какую-то часть кислорода, а пополнить его негде: всё в руках Лориера. Вот… – Она опустила глаза. – Вот теперь я сказала… всю правду.
– Ну, что скажете, товарищи люди? – прямо-таки в манере товарища Ульянова-Ленин а проговорил Альдаир. – Вот ты, Афанасьев. Ты же вроде умный.
– А что я могу сказать? – выговорил Женя. – Конечно, я видел, что с вами делалось… Что в последние перемещения вы ТАМ, в мирах Ключей, ничего толком и делать не могли, только… уж позвольте говорить откровенно…
– Говори!!! – бухнул Вотан.
– Ничего делать не могли, да и не делали, а только отлеживались да пузыри пускали, – договорил Афанасьев и добавил про себя: «Если вы теряете свои экстраординарные способности, то, значит, и мысли мои уже читать не можете, и перекачивать информацию из мозга? Ну-ка!»
И вздрогнул, потому что кто-то тронул его за плечо. Он повернулся. Сзади, неслышно встав со своего места и подойдя со спины, стояла Галлена. Она наклонилась к самому его уху и тихо выговорила: