Ррай почувствовал, что железные пальцы на его запястье разжались. Он тотчас же выпрямился и незамедлительно ввинтился в бушующую толпу аррантов, оттеснившую его от ожившего Гьелловера, крича:
— Пропустите! Что творится, о Единый! Что творится!
Полузадавленный Вийлелль, часто-часто дыша, жадно припал к сосуду со спасительным нектаром. Кажется, он уже не опасался за свою репутацию. Его пеллий был основательно разорван, перепачкан в крови и норовил сползти с плеч. Рядом с ним, держась за бок и даже не пытаясь прикрыть обнажившиеся грудь и руки, на негнущихся ногах стояла девушка в лиловой накидке поверх узкого платья. Точнее, в том, что осталось от лиловой накидки после давки, инспирированной Рэмоном Рраем и некстати воскресшим князем Гьелловером. Аррантка страдала. Судя по ее лицу, она тоже была не прочь глотнуть успокоительного средства Вийлелля. Рэмон Ррай повел себя, как человек, которому совершенно нечего более терять: без зазрения совести выхватил обмотанный термолентой сосуд из рук Вийлелля и опрокинул в себя ледяную терпкую жидкость.
— У-ух! — выдохнул он. — П-памагает!
— Негодяй!! — взвизгнула полуголая аристократка. Но Рэмон Ррай уже не слышал ее. Его снова оттеснили, сбоку насел какой-то воинственный старикан, потрясающий жезлом и выкрикивающий свои заслуги перед Плывущим городом и всей цивилизацией. Почтенный старый аррант упирал на то, что никогда еще его глаза, видевшие в жизни столь многое (от внепланового взрыва сверхновой до уничтожения хищных плазмоящеров на газовом гиганте Азеоранн в планетной системе Веги), никогда еще не зрели такого безобразия!.. Такой возмутительной, кощунственной дикости! В девяноста девяти случаях из ста Рэмон совершенно бы с ним согласился и охотно принес свои извинения. Но сейчас настало время СОТОГО случая! Рэмон ловко увернулся сначала от костлявой руки седого ветерана, потом от посоха Аколита, пришедшего на помощь своим собратьям и явившегося уже по его, Рэмона Ррая, душу. Сын Дредвечного крикнул:
— А вот вам! Да вы знаете… знаете, на кого вы руку поднимаете? Думаете, меня вот так запросто можно скрутить и — в изолятор? Знаете… кто у меня…
Конечно, он не видел, как смотрит на него отец. И молчит. А стоящий рядом с ллердом Вейтарволдом судья Баль-тарр-бер-Кайль говорит вполголоса невесть откуда появившимся людям в синей одежде, с нашивками городского Высшего Надзора:
— Мальчишку взять спокойно и аккуратно. Но помните… Не волнуйтесь, ллерд Вейтарволд, — понизив голос и повернувшись к Предвечному, добавил он. — Мы постараемся не причинить ему вреда.
— Большего вреда, чем он только что причинил себе сам, боюсь, уже не содеешь.
— К сожалению, вы правы. Но самое страшное в другом.
— В чем? — Лицо ллерда Вейтарводда было совершенно непроницаемо.
— Вы слышали, что сказал Астаэр?
— А… это? Асахи?
— У вас великолепная выдержка. Вы и глазом не моргнули, когда произносили это слово. Мы одни из немногих, кто посвящен в самое существование этого табу. Многие даже не поняли. Между тем…
— Простите, но я не хочу говорить на эту тему. Древние атавистические суеверия — не мой конек. Предоставьте это болтливым и суемудрым богословам.
— Но, светлый ллерд, в нынешней непростой ситуации,, когда на отдаленных планетах, подпадающих под юрисдикцию Содружества, происходят непонятные, зловещие события… — попытался было протестовать судья, однако Вейтарволд покачал головой. Замерцал вживленный в лобную кость Предвечного бесценный желтый самоцвет.
Между тем Рэмон Ррай ловко ускользал от представителей Высшего Надзора, которым было отдано распоряжение задержать его. Несколько раз ему удалось безнаказанно затеряться среди возбужденных участников церемонии. Ведь далеко не все видели в лицо того, кто стал невольным виновником кощунства, повлекшего за собой смятение и общую растерянность. И далеко не все, до чьего слуха долетело имя: «Рэмон Ррай! Сын самого Вейтарволда!», знали этого самого Ррая в лицо. Так что до поры до времени Рэмону удавалось переигрывать сотрудников Высшего Надзора. Но рано или поздно везение должно было закончиться.
Так и получилось. Его задержал один из гостей и, скрутив, стал звать сначала Верховного Судью, а потом тех. кому последний отдавал распоряжения относительно зачинщика беспорядков. Рэмон вырывался, пытался лягнуть обидчика пяткой, извивался и, главное, вопил во все горло (снова замечательно подействовало пойло Вийлелля):
— А вам известно, кто мой отец?! Да как вы смеете… так со мной обращаться?! Ты, толстый! Тебя же на пироги пустят, |отя у нас в Плывущем и не любят мясного! Да мой отец… он…
И что-то в том же духе. Но вот Рэмон осекся и замолк. Про-сто он увидел того, на кого так беспардонно и огульно ссылался.
Ллерд Вейтарволд легко прошел сквозь толпу — все почтительно расступались перед могущественным главой Совета Эмиссаров. Впрочем, даже если допустить, что ему сопротивлялись бы… Едва ли он пробрался бы к Рэмону намного позднее даже в этом, совсем уж невероятном случае. Аррант, задержавший Рэмона, тотчас же выпустил его и боязливо посторонился.
Подошедшие чины из Высшего Надзора тоже не стали трогать Рэмона в присутствии ллерда Вейтарволда.
Отец надвинулся на Рэмона огромной живой скалой — он был выше сына по меньшей мере на полторы головы. Рэмон Ррай сам от себя не ожидал, что выкатит колесом худую грудь, запрыгнет на отца и крикнет прямо в каменное лицо Предвечного дурацким писклявым голосом… Ох! И речь эта — под стать голосу, дурацкая, несолидная, пересыпанная визгливыми междометиями:
— Да я, между прочим… эх!.. ничего такого, в-в-в… чтобы меня тут хватали! Хватают и хватают, как будто я им баба с третьего уровня! Я же не виноват, ага! Не виноват, что этот князь… что он не до конца умер, и… ох!
Отец ничего не сказал. Он просто поднял руку и слегка ткнул тыльной стороной ладони в лоб Рэмона Ррая. Тот запрокинулся назад, и голова его бессильно поникла на тонкой шее. Нет, Рэмон еще успел услышать затихающий вдали шум людского моря, а потом скрипучий голос, раздвинув его волны, выложил:
— За такое нужно, самое малое, — ссылать на планету Керр навечно!
Но Рэмон Ррай уже не видел и не слышал, как монахи-Аколиты окружили неподвижно сидящего на земляной насыпи князя Гьелловера, как выкликал Предстоятель Астаэр странное, мало кем понятое слово. И оно, облетая поляну и путаясь в ветвях молодых деревьев, словно возвращалось в уста главы здешнего Храма. Снова и снова разносилось, взлетало тревожно и яростно и опять припадало к земле, как тяжелое заклинание: — Асахи! Асахи!..
Гендаль Эрккин вернулся из мест очень отдаленных (с грязной рудничной планетки в созвездии Пса, тьфу!) ранним лимонно-желтым утром. Гендаль то и дело задирал голову, видел небо и чувствовал, что может вот-вот заплакать, но слезы упорно не наворачивались… Его широкое лицо перекосилось сразу же, когда он увидел жену. Изъеденная кислотой правая щека дернулась. Нет, не от чувств. В глубоко посаженных глазах цвета черного винограда всплыло тусклое раздражение, когда он услышал скрипучий голос своей старухи. Та ничуть не была обрадована. Чего ей радоваться, в самом деле? Она давно убедила себя, что Гендаля сожрали свирепые рудничные псы-тиерпулы, либо он умер от надрыва внутренностей, а может, пытался бежать и канул без остатка, растворился в кислотных дождях планеты Керр. Старуха выставила нижнюю губу со следами трех проколов о просрочке выплат и выговорила: