– Я очень давно здесь не была. Мы приехали вдвоем с подругой.
– Вы остановились в городе?
Динна кивнула и, спохватившись, посмотрела на часы.
– Кстати, это мне напомнило, что пора возвращаться. Я вышла прогуляться по пляжу и, кажется, увлеклась.
Часы показывали половину десятого, а пока Динна разговаривала с мужчиной, угасли последние вечерние лучи. Она встала и улыбнулась:
– Вам повезло, вы можете приходить сюда, когда захотите.
Мужчина кивнул, но Динне показалось, что он не очень внимательно ее слушает. Зато он пристально всматривался в ее лицо, и Динна впервые с тех пор, как он появился, почувствовала странное тепло, у нее покраснели щеки, и она немного смутилась.
– А вы знаете, что с развевающимися на ветру волосами вы очень похожи на женщину с картины Эндрю Уайета? Я сразу об этом подумал, как только увидел вас на этой дюне. Вы знакомы с его работами?
В глазах мужчины появилось очень сосредоточенное' выражение, казалось, он пытался запомнить ее лицо и густую массу волос. Динна улыбнулась.
– Я очень хорошо знаю его работы. – В детстве она обожала Уайета, это было еще до того, как она поняла, что ей гораздо ближе импрессионизм. – Когда-то я знала их все.
– Все?
Глаза цвета моря сохранили внутреннюю теплоту, но в них появилось и чуть насмешливое выражение.
– Я так думала.
– И вы знаете картину, на которой изображена женщина на пляже?
Ненадолго задумавшись, Динна замотала головой.
– А хотите ее увидеть?
Стоящий рядом с Динной незнакомец чем-то напоминал взбудораженного мальчишку с ясным взглядом. Но выражению его глаз противоречили далеко не детский разворот плеч и седые нити в волосах.
– Ну так как, хотите?
– Я... вообще-то мне пора возвращаться. Но все равно спасибо, – смущенно закончила Динна.
На вид мужчина не казался опасным, но тем не менее он был всего лишь незнакомцем, которого она повстречала на пляже. Динну вдруг осенило, что с ее стороны было вообще неразумно вступать с ним в разговор, оставаться наедине в темноте, на пустом пляже.
– Я правда не могу. В другой раз.
– Я понимаю.
Энтузиазм в его взгляде немного остыл, но улыбка осталась прежней.
– И все равно это прекрасная картина, а женщина очень похожа на вас.
– Спасибо, вы очень любезны.
Динна не знала, как с ним попрощаться, сам он, казалось, вовсе не собирался возвращаться домой.
– Можно вас проводить? На пляже стало довольно темно, вам не стоит ходить одной. – Мужчина усмехнулся, щурясь от ветра. – Вдруг к вам пристанет какой-нибудь незнакомец?
Динна засмеялась и кивнула. Они стали спускаться по пологому склону дюны к морю.
– Скажите, как случилось, что вы полюбили Уайета?
– Я считала его величайшим художником Америки. Но потом... – Динна виновато посмотрела на спутника, – потом я влюбилась во французских импрессионистов. Боюсь, про Уайета я совсем забыла. Ну, может быть, не забыла окончательно, но в какой-то степени я его разлюбила.
Они шли бок о бок, чувствуя себя друг с другом вполне непринужденно. Кроме них, на пляже никого не было, тишину нарушал только шум прибоя. Динна вдруг рассмеялась. Все было так странно и немного нелепо: она в Кармеле, идет по песку и беседует об искусстве с незнакомым мужчиной. Как рассказать об этом Ким? А может, вообще не рассказывать? У Динны мелькнула мысль не говорить никому о новом знакомом: короткая и совершенно случайная встреча с незнакомым мужчиной в сумерках на безлюдном берегу – если разобраться, и рассказывать-то не о чем.
– Вы всегда так быстро забываете свои влюбленности?
Это была всего лишь одна из тех глупостей, которые порой говорят друг другу незнакомые люди, когда нечего больше сказать, но Динна улыбнулась:
– Обычно – нет. Только когда в деле замешаны французские импрессионисты.
Мужчина глубокомысленно кивнул:
– Резонно. Вы рисуете?
– Немного.
– В стиле импрессионистов? – Казалось, он знал ответ заранее. Динна кивнула. – Мне бы хотелось увидеть ваши работы. Они где-нибудь выставляются?
Динна замотала головой и посмотрела на море: на волнах уже заблестела лунная дорожка.
– Нет. Уже нет. Я выставлялась всего один раз, и это было давно.
– Вы и живопись тоже разлюбили?
– Ни в коем случае. – Динна опустила голову, посмотрела на песок, потом снова перевела взгляд на мужчину. – Живопись – моя жизнь.
– Тогда почему вы не выставляете свои работы? Казалось, он ждал ее ответа с большим интересом, но Динна только пожала плечами. Они дошли до того места, где она вышла на берег.
– Я пришла, здесь мне сворачивать.
Они остановились и посмотрели друг на друга в лунном свете. На какое-то мгновение у Динны возникло нелепое, сумасшедшее желание оказаться в объятиях сильных, надежных рук этого мужчины, завернуться в его ветровку вместе с ним.
– Было приятно с вами поговорить, – серьезно сказала она.
– Меня зовут Бен.
Чуть поколебавшись, Динна тоже представилась:
– Динна.
Бен пожал ей руку, повернулся и пошел по берегу обратно. Динна посмотрела ему вслед: широкие плечи, прямая спина, волосы, развевающиеся на ветру. Ей хотелось крикнуть «до свидания», но ветер унес бы ее слова и Бен бы их не услышал. Он вдруг оглянулся, и Динне показалось, что она видит в темноте, как он машет ей рукой.
Ким с обеспокоенным видом ждала Динну в вестибюле отеля.
– Где ты пропадала?
Динна пригладила растрепавшиеся волосы и улыбнулась. Щеки у нее раскраснелись, глаза горели. При взгляде на подругу Ким пришло на ум выражение «светиться изнутри». Динна пустилась в торопливые объяснения:
– Извини, я не рассчитала и зашла дальше, чем собиралась. Возвращаться пришлось очень долго.
– Понятно. А я уже начала волноваться.
– Извини, – повторила Динна, на этот раз с таким покаянным видом, что Ким смягчилась и улыбнулась.
– Ну ладно, прощаю. Но подумать только... стоило отпустить девчонку одну на пляж, как она испарилась. Я решила, что ты встретила кого-то из знакомых.
– Нет. – Динна помолчала. – Я просто гуляла.
Подходящий момент рассказать Ким про Бена был упущен, но что она могла рассказать? Что встретила на пляже незнакомого мужчину и беседовала с ним об искусстве? В изложении это выглядело бы нелепо, по-ребячески или, еще того хуже, глупо и даже не совсем прилично. Кроме того, Динна вдруг поняла, что хочет сохранить этот маленький эпизод в тайне. Все равно она никогда больше не увидит Бена, так зачем трудиться кому-то что-то объяснять?