Босх опять кивнул. Он не понимал, за что его благодарят, и мог только тупо кивать.
– Ты позвонишь? Может, мы могли бы… Не знаю, я…
– Я позвоню.
Теперь уже Сильвия кивнула ему и, повернувшись, направилась к черному лимузину. Босх, набравшись храбрости, спросил:
– Ты любишь саксофон? В джазе?
Она остановилась и обернулась. Ее глаза смотрели пронзительно; они даже не просили – требовали прикосновения. Это было так очевидно, что Босх почувствовал сладостную боль в груди. Взгляд Сильвии резал как нож, хотя Босх не исключал, что это было лишь отражение его собственного отчаянного желания.
– Особенно соло, – серьезно ответила Сильвия. – Одинокая и печальная музыка… Да, я люблю саксофон.
– Тогда… Завтра вечером – не слишком рано?
– Завтра – канун Нового года.
– Я знаю. Просто я подумал… может, это не совсем подходящее время. Может, в другой раз было бы… Не знаю.
Сильвия шагнула к Босху, положила руки ему на шею и притянула к себе. Гарри с готовностью наклонил голову, и они долго целовались, стоя на холодном ветру. Глаза Босха были закрыты, и даже когда Сильвия отпустила его, он не отвернулся и не посмотрел, видел ли их кто-нибудь.
– Что такое подходящее время?
Босх пожал плечами.
– Я буду ждать тебя.
Он улыбнулся, и она – тоже.
Наконец Сильвия повернулась в последний раз и пошла к машине. Едва она покинула зеленый ковер лужайки и ее каблуки звонко зацокали по асфальту, Гарри снова прислонился к дереву и смотрел, как водитель распахнул перед ней дверцу. Потом он закурил. Длинный черный лимузин выехал за ворота, унося Сильвию, а Гарри остался один на один с мертвыми.