– Мы собрались обсудить предполагаемое подкидывание улики подозреваемому, что, разумеется, полная чушь.
– Может, хотите почитать приказ начальника полиции? В нем все ясно сказано.
Зейн окинул его взглядом.
– Дайте нам пять минут, чтобы мы обсудили это. А вы бы пока подточили зубы.
Частин встал и выключил магнитофон. Направляясь к двери, он обернулся и улыбнулся:
– На сей раз я возьму вас обоих. Вам не вывернуться, Босх. Да и вам, Зейн, тоже.
– Слушайте, вы, лицемер, валите отсюда, оставьте нас наедине!
Частин ушел, а Зейн наклонился над магнитофоном и убедился, что аппарат выключен. Затем встал и проверил, нет ли «жучков». Убедившись, что их не слышат посторонние, снова сел и спросил об Элеонор Уиш. Босх рассказал об их встречах, но умолчал о ее похищении и последовавшей за ним исповеди.
– Кто-то из копов сообщил ему, что вы с ней трахались, – предположил Зейн. – Но это все, что ему известно. Обвинение по ассоциации – берет вас на пушку. Признаетесь – возьмет в оборот, но это будет выстрел по воробьям. Конечно, если он не знает нечто большего. Но если вы откажетесь – станете отрицать, что с ней встречались, а ему удастся доказать, что все-таки встречались, вот тогда возникнет серьезная проблема. Мой совет: признайтесь, что были с ней. Но теперь все кончено. А что тут такого? Если это все, что он накопал, то дело не стоит выеденного яйца.
– Я не уверен.
– В каком смысле?
– Что у меня с ней все кончено.
– Тогда не говорите, если он не спросит. А спросит, будьте осмотрительны. Ну что, готовы?
Босх кивнул. Зейн открыл дверь. Частин сидел за столом.
– Эй, Частин, – усмехнулся защитник, – куда вы пропали? Мы вас заждались.
Тот не ответил. Вошел, сел, включил магнитофон и продолжил игру в вопросы и ответы.
– Да, я знаю Элеонор Уиш, – признался Босх. – Да, в последние несколько дней мы проводили с ней время.
– Как много времени?
– Пару вечеров.
– Одновременно с тем, как занимались расследованием?
– Не одновременно. Вечерами. А расследованием я занимался днем. Мы не работаем круглыми сутками, как вы, Частин. – Босх улыбнулся, но без всякой иронии.
– Она проходила свидетельницей по данному делу? – Тон Частина свидетельствовал, насколько он возмущен тем, что Босх перешел запретную грань.
– Сначала я полагал, что она может выступить свидетельницей, но после того, как встретился с ней и пообщался, убедился, что ей нечего показать.
– Вы встречались с ней в то время, как были уполномочены проводить расследование?
– Да.
Прежде чем задать следующий вопрос, Частин долго сверялся с записями в своем блокноте.
– Эта женщина, то есть осужденная и отбывавшая наказание Элеонор Уиш, о которой мы говорим, она проживает сейчас в вашем доме?
Босх почувствовал, как его охватывает гнев. Его злили личные вопросы и тон Частина, но он старался остаться спокойным.
– Я не знаю ответа на ваш вопрос.
– Вы не способны ответить, живет ли в вашем доме человек или нет?
– Элеонор Уиш провела в моем доме прошлую ночь. Это то, что вы хотели услышать? Но я не знаю, останется ли она на следующую ночь. У нее есть дом в Лас-Вегасе. Она, вероятно, захочет уехать. Понятия не имею. Не спрашивал. Однако если вы настаиваете, могу позвонить и поинтересоваться, официально ли она проживает в моем доме или нет.
– В этом нет необходимости. На данный момент я услышал все, что хотел.
Частин перешел к стандартным фразам окончания допроса отделом внутренних расследований.
– Детектив Босх, вас проинформируют о ходе расследования вашего поведения. Если обвинения отдела будут признаны состоятельными, вас проинформируют о сроках слушания в комиссии по правам, где улики рассмотрят три сотрудника. Одного выберете вы, второго я, а третий будет привлечен способом случайного выбора. У вас есть вопросы?
– Всего один. Как вы можете называть себя полицейским, если все, чем вы занимаетесь, – это торчите здесь и ковыряетесь в дерьме?
Зейн накрыл его ладонь рукой.
– Ничего, все в порядке, – успокоил его Частин. – Я отвечу. К вашему сведению, Босх, мне очень часто задают подобный вопрос. Как ни смешно, но это всегда полицейские, чье поведение мне приходится расследовать. Ответ таков – я горд тем, чем занимаюсь, поскольку представляю общественность. Если будет некому обеспечивать порядок в полиции, не удастся контролировать ее огромную власть. В нашем обществе, Босх, я выполняю полезную миссию и этим горд. Горд тем, чем занимаюсь. Вы можете заявить то же самое о себе?
– Н-да, – протянул Гарри. – Отличная речь, прекрасно будет звучать на пленке. У меня впечатление, что вы не спите по ночам и слушаете ее в одиночку. Крутите снова и снова и в конце концов вбили себе в голову, что все это правда. Но позвольте вас спросить: кто наводит порядок в той полиции, которая наводит порядок в полиции?
Босх поднялся, и его примеру последовал Зейн. Допрос закончился.
Покинув отдел внутренних расследований и поблагодарив Зейна за помощь, Босх направился в криминалистическую лабораторию повидать Арта Донована. Криминалист только что вернулся с места преступления и разбирал, сверяя со списком, пакеты с уликами. Он поднял глаза на Босха.
– Как ты сюда проник?
– Помню комбинацию.
Все здешние детективы знали шифр замка. Босх не работал в этом здании свыше пяти лет, но комбинацию цифр с тех пор не изменили.
– Вот так и начинаются неприятности, – буркнул Донован.
– Какие?
– Ты вламываешься ко мне в тот момент, когда я занимаюсь уликами. Любой адвокат заявит, будто улики подсунуты, и меня на национальном телевидении выставят полным идиотом.
– Во-первых, Арт, ты параноик. А во-вторых, судебного процесса века не ожидается еще несколько лет.
– Ха-ха-ха. Что тебе от меня нужно, Гарри?
– Ты сегодня второй человек, кто смеется над моими словами. Что с отпечатком подошвы и всем остальным?
– По делу Алисо?
– Нет, по делу сына Линдберга [16] . У тебя плохо с головой?
– Я слышал, что дело Алисо уже не твое. Мне сказали, чтобы я приготовил все материалы для передачи в ФБР.
– Когда их должны забрать?