– Да, такое бывает. В данном конкретном случае вы ответили на давление насилием, направленным на тех людей, которые, по вашему разумению, находятся во враждебном вам лагере. Должна сказать, что наблюдать подобное крайне неприятно.
Босх отвел от нее взгляд и посмотрел на пальму в углу. Ирвинг, прежде чем выйти из конференц-зала, снова воткнул ее в кадку, основательно испачкав при этом руки землей. Однако установить дерево совершенно прямо ему не удалось, и оно слегка клонилось в сторону.
– Что вы здесь вообще делали? – спросил Босх. – Что от вас хотел Ирвинг?
– Он хотел, чтобы я сидела у него в офисе и слушала по громкой связи допрос, идущий в конференц-зале. Он сказал, что его интересует моя интерпретация ваших ответов, а более всего – мое мнение, являетесь ли вы убийцей лейтенанта Паундса. Однако из-за устроенной вами безобразной драки он его так и не выслушал. Оно ему не понадобилось, поскольку и без того стало ясно, что вы способны причинить вред своему коллеге-полицейскому.
– Все это чушь собачья, и вы прекрасно это знаете. То, что я задал этому парню трепку, разительно отличается от того, в чем он меня обвинял. Если вы не понимаете, что этот парень, разыгрывающий из себя полицейского, и я принадлежим к двум совершенно разным мирам, то, значит, вы неправильно выбрали профессию.
– Насилие – всегда насилие.
– Вам доводилось когда-нибудь убивать, доктор?
Сказав это, он вспомнил, что примерно такой же вопрос задала ему Джасмин.
– Нет, разумеется.
– Ну а мне приходилось. И поверьте, убить человека – это далеко не одно и то же, что дать пинка какому-нибудь претенциозному болвану в наглаженном костюме. Мысль, что человек, способный дать ближнему в морду, с такой же легкостью способен этого самого ближнего убить, в корне неверна и порочна. И если вы так думаете, то это значит, что вам еще многое предстоит познать и многому научиться.
Они долго молчали.
– Что же теперь будет? – спросил он, нарушая затянувшуюся паузу.
– Не знаю. Ирвинг попросил меня посидеть с вами и по возможности успокоить. Думаю, сейчас он решает вопрос, как быть дальше. Что же касается меня, то сомневаюсь, что мне удалось преуспеть в своей миссии и вас успокоить.
– Что он сказал, когда позвонил вам и попросил сюда приехать?
– Он объяснил, что случилось, и попросил меня негласно присутствовать на допросе. Что бы вы там ни думали о своем начальстве, этот человек в данном конкретном случае на вашей стороне. Сомневаюсь, что он верит в вашу причастность к убийству лейтенанта. По крайней мере в то, что вы непосредственно участвовали в этом деле. Но он понимает, что для многих вы являетесь совершенно очевидным подозреваемым и вам необходимо задать ряд вопросов. Думаю, что, если бы вам во время этого допроса удалось сдержать свои эмоции, вся эта неприятная процедура довольно скоро закончилась бы. Они проверили бы ваши слова о Флориде и позволили соскочить с крючка. Я даже сказала Ирвингу и людям из ОВР, что вы поставили меня в известность о своих планах слетать во Флориду.
– Я не хочу, чтобы они проверяли мою историю. Не хочу впутывать в это дело невинных людей.
– Поздно. Они уже знают, что вы ведете самостоятельное расследование.
– И как же они об этом узнали?
– Когда Ирвинг мне позвонил и предложил приехать на допрос, он упомянул о папке с делом об убийстве вашей матери. Сказал, что овээровцы нашли ее у вас дома. И еще ящик с вещественными доказательствами по этому делу...
– И?..
– И... он меня спросил, не знаю ли я, часом, что вы собираетесь со всем этим делать?
– То есть все-таки попросил вас передать ему конфиденциальные сведения, полученные во время наших сеансов.
– Во всяком случае, не прямо.
– А по мне, очень даже прямо. Он сказал, что речь, идет именно о деле моей матери?
– Сказал.
– И что вы ему ответили?
– Ответила, что не вправе говорить о чем-либо, обсуждавшемся во время сеансов. Похоже, мой ответ его не устроил.
– Не удивлен.
В комнате снова повисло молчание. Доктор Хинойос осмотрелась. Босх неотрывно следил за ней взглядом.
– Скажите, вы знаете, что случилось с Паундсом?
– Очень мало.
– Ирвинг наверняка что-нибудь вам сказал. Должны же вы были задать ему хотя бы несколько вопросов по этому делу.
– Он сказал, что Паундс был найден в багажнике своего автомобиля в воскресенье вечером. Как я понимаю, его труп находился там какое-то время. Сутки или около того. Шеф также сказал, что... на теле были обнаружены следы пыток. Следы садистского насилия – так, кажется, он выразился, но в детали не вдавался. И это случилось до того, как Паундс умер. Это установлено совершенно точно. Ирвинг сказал, что Паундс перед смертью испытывал ужасную боль, и спрашивал меня, не относитесь ли вы к тому типу людей, которые способны причинять ближнему физические страдания.
Босх молчал, пытаясь представить себе картину убийства. Потом сознание собственной вины вернулось и поразило его подобно удару молнии. На мгновение ему даже показалось, что он вот-вот грохнется в обморок.
– Не знаю, насколько это существенно, но я сказала «нет».
– Что, извините, вы сказали?
– Я сказала, что вы не относитесь к тому типу людей, которые способны подвергать живое существо пыткам.
Босх кивнул. Но его мысли были далеко и от конференц-зала, и от доктора Хинойос. Происшедшее с Паундсом становилось для него все более очевидным, усиливая чувство собственной вины. Именно он был тем самым человеком, который вольно или невольно включил механизм насилия. Хотя перед законом он был чист, моральной вины это с него не снимало. Паундса он осуждал, презирал, уважал даже меньше, чем некоторых убийц, чьи деяния, расследовал. Но бремя вины не становилось от этого легче. При мысли о постигшем Паундса ужасном конце он вздрогнул всем телом и с силой потер ладонями лицо.
– Вы в порядке? – участливо спросила доктор Хинойос.
– Да.
Босх вытащил из кармана сигареты и попытался прикурить одну из них с помощью зажигалки «Бик».
– Лучше не делайте этого, Гарри. Вы же не у меня в офисе.
– А мне плевать. Где его обнаружили?
– Что?
– Я о Паундсе. Где было найдено его тело?
– Не знаю. Вы ведь хотите узнать, где нашли его машину, верно? Но я об этом не спрашивала, а Ирвинг мне не сказал.
Она посмотрела на него и заметила, как дрожит рука, в которой он держал сигарету.
– Что с вами, Гарри? Только не говорите, что все отлично. Я же вижу: с вами что-то происходит.