– Напиши об этом рапорт, паренек. И прибавь его к рапорту о моей связи с преступницей, над составлением которого трудится сейчас твой шеф. Мне все равно.
В салоне повисло молчание. Они медленно ползли по шоссе в потоке машин.
– А ведь он блефует, Босх. Я думал, вы об этом знаете.
– Как так? – удивился Босх.
– А вот так. Блефует – и все. Злится на вас за то, что вы приложили его в конференц-зале. Хотя знает, что этот номер у него не пройдет. Потому что это старое дело. Убийство на почве домашнего насилия. Преступница получила пять лет условно. Вы просто скажете, что не знали об этом. И никакого обвинения не последует.
Босх уже и сам предполагал нечто подобное. Джасмин, можно сказать, поведала ему об этом во время одного из своих откровений. Она слишком долго была с каким-то человеком. Именно так она и сказала. Босх подумал о картине, которую нашел у нее в мастерской, – о той, где на заднем плане горели огни цвета крови. Тряхнув головой, он попытался прогнать видение.
– Зачем ты рассказал мне об этом, Толивер? Почему решил пойти против своих?
– Во-первых, никакие они мне не «свои». Ну а во-вторых, я хотел узнать, что вы имели в виду, когда бросили в мой адрес: «У тебя еще есть шанс».
– Я имел в виду, что у тебя еще есть шанс выбраться из всего этого дерьма, – произнес Босх, с трудом вспоминая походя сделанное замечание. – То есть уйти из ОВР, пока не поздно. Если ты пробудешь там слишком долго, тебе оттуда уже не выбраться. Или ты действительно хочешь всю жизнь разоблачать копов, сбывающих проституткам грошовые пакетики с героином?
– Я просто не хотел десять лет ходить в патрульных, чтобы дослужиться до детектива. Простейшее средство добиться этого – поступить в ОВР. По крайней мере для белого парня.
– Это плохое средство, парень. Именно это я и хотел сказать. Прослуживший в ОВР больше двух-трех лет остается там навсегда. Поскольку потом никто этим людям не верит и не хочет брать к себе. Они становятся прокаженными. Так что подумай об этом. Паркеровский центр не единственное место в городе, где может работать полицейский.
Через пару минут Толивер нашел слова в свою защиту.
– Должен же быть контроль за полицией! Но многие люди, похоже, этого не понимают.
– Совершенно верно, должен. Плохо то, что в этом управлении никто не надзирает за структурой, которая контролирует полицию. Подумай об этом...
Их беседу прервала громкая трель мобильного телефона. На заднем сиденье машины Толивера лежали вещи, изъятые сотрудниками ОВР из квартиры Босха. Ирвинг приказал вернуть все изъятое. Среди этих вещей находился портфель Босха с его мобильником. Босх протянул руку и достал его из портфеля.
– Босх слушает.
– Босх, это Рассел.
– Извини, Кейша, ничего нового пока сообщить тебе не могу. Продолжаю свои изыскания.
– Это я хочу тебе кое-что сообщить. Ты где?
– Застрял в пробке. На выезде со Сто первой улицы на Бархэм.
– Мне необходимо с тобой переговорить. Я пишу статью для завтрашнего номера. Думаю, тебе захочется дать к ней свой комментарий. Хотя бы в целях самозащиты.
– Самозащиты?
Им овладело мрачное предчувствие. «Что еще? Какой новый удар готовит мне судьба?» – подумал Босх, но сдержался и сказал другое:
– Не пойму, о чем ты толкуешь.
– Ты читал мою сегодняшнюю статью?
– У меня просто не было времени. Что...
– Она о смерти Харви Паундса. Сегодня последует продолжение... Это касается тебя, Босх.
О Господи! Он пытался хотя бы внешне сохранять полное спокойствие. Если Кейша услышит в его голосе панические нотки, писанина обретет в ее глазах еще большую значимость. Что бы она там ни написала, он должен ее убедить, что она основывается на неверной информации. Любой ценой подорвать ее самоуверенность. Потом он вспомнил, что рядом сидит Толивер, который слышит каждое слово.
– Я не могу сейчас разговаривать. Когда тебе перезвонить?
– У меня нет времени ждать. Выкладывай, что там у тебя...
Босх посмотрел на часы. Было без двадцати пяти шесть.
– Но до шести-то ты подождать можешь?
Ему приходилось работать с репортерами, и он знал, что в «Таймс» номер сдают в шесть.
– Нет, до шести я ждать не в состоянии. Если хочешь что-нибудь сказать, говори сейчас.
– Не могу. Перезвони мне через четверть часа.
После непродолжительной паузы она сказала:
– Хорошо, Босх. Я перезвоню. Но тогда уж не отмалчивайся. Мне просто необходимо узнать твое мнение по этому вопросу.
Машина Толивера вырулила на Бархэм. До дома Босха оставалось минут десять езды.
– Я скажу тебе все, что об этом думаю. А ты пока сходи к редактору и предупреди о небольшой задержке с материалом.
– Никуда я не пойду.
– Послушай, Кейша. Я догадываюсь, о чем ты хочешь меня спросить. Предупреждаю заранее: это провокация и вообще сплошное надувательство. Пока что тебе придется удовлетвориться этим. Но через пятнадцать минут я все объясню.
– А откуда ты знаешь, что это провокация?
– Да уж знаю. Потому что эта информация исходит от Энджела Брокмана.
Босх отключил мобильник и выразительно посмотрел на Толивера.
– Видишь, что происходит, Толивер? Ты этому, что ли, хочешь посвятить свою карьеру и жизнь?
Толивер промолчал.
– Когда вернешься, можешь сказать своему боссу, чтобы он засунул завтрашний номер «Таймс» себе в задницу. Там не будет никаких захватывающих историй в его духе. Даже репортеры не доверяют парням из ОВР. Мне и делать-то ничего не пришлось – достаточно было упомянуть имя Брокмана. Когда я перезвоню этой фифочке из «Таймс», она сразу же начнет отрабатывать «полный назад». Так-то, парень. Говорю тебе: уходи из ОВР, пока не поздно.
– А вам, значит, все доверяют. Да, Босх?
– Ну, все – это слишком сильно сказано... Но я по крайней мере пока еще могу спать по ночам. И проработал на своем месте без малого двадцать лет. Думаешь, тебе удастся столько продержаться? Навряд ли. Лет пять-шесть – еще куда ни шло. Я лично даю максимум десять. Больше тебе не выдержать. Но при увольнении выглядеть будешь так, будто прослужил все тридцать.
Это мрачное предсказание Толивер оставил без ответа. Босх сам себе удивился. Какого черта он распинается перед этим парнем? Толивер был частью команды, которая хотела втоптать его в грязь. С другой стороны, что-то в лице этого молодого офицера внушало ему симпатию. По мнению Босха, он еще не был полностью потерянным для ПУЛА и общества человеком.