– Я понимаю, Джей. И все-таки рискну.

18

Уинстон долго молчала, через стеклянную дверь салона глядя на воду. Маккалеб чувствовал, что она что-то решает в душе, и просто ждал.

– Расскажу тебе одну историю о Гарри Босхе, – сказала она наконец. – Впервые я столкнулась с ним года четыре назад на совместном деле. Два похищения-убийства. Одно, в Голливуде, вел он, другое, в Западном Голливуде, я. Молодые женщины, скорее, девушки. Физические улики указывали на общность дел. Мы в общем-то работали раздельно, но каждую среду обедали вместе и сравнивали результаты.

– Вы составили психологический портрет?

– Угу. Тогда Мэгги Гриффин еще работала в здешнем отделении. Она кое-что сделала для нас. Как обычно. Во всяком случае, все закипело, когда исчезла третья, на сей раз семнадцатилетняя. Улики по первым двум указывали, что убийца держал их живыми четыре-пять дней, потом они ему надоедали, и он их убивал. Так что у нас включился счетчик. Мы начали искать общие знаменатели.

Маккалеб кивнул. Похоже, они действовали строго по правилам выслеживания серийного убийцы.

– Появилась догадка, – продолжала Уинстон. – Все три жертвы пользовались одной и той же химчисткой в Санта-Монике возле Ла-Сьенеги. Последняя девушка нашла работу на лето в "Юниверсал" и сдавала в химчистку униформу. Еще до того, как обратиться к начальству, мы зашли на служебную автостоянку и переписали номера – просто на всякий случай, не обнаружится ли что-то. И попали в точку. Заведующий. Лет за десять до того его забирали за публичное совершение непристойного действия. Мы подняли дело – это оказался случай самого заурядного эксгибиционизма. Парень подъехал в машине к автобусной остановке и открыл дверцу, чтобы женщина на скамейке увидела его член. Она оказалась агентом, работающим под прикрытием: полиция знала, что где-то по соседству объявился шутник, и посадила приманку. Во всяком случае, его осудили условно и отправили на консультацию к психологу. Он солгал об этом при поступлении на работу и с годами дослужился до заведующего.

– Выше положение, выше стресс, выше уровень преступления.

– Так мы и подумали. Но у нас не было улик. И тогда у Босха появилась идея. Он предложил, чтобы мы все: я, он и наши напарники – поехали к этому типу (его звали Хейген) домой. В свое время какой-то агент ФБР посоветовал ему всегда, если есть возможность, раскалывать подозреваемого дома, потому что порой обстановка может сказать больше, чем сам человек.

Маккалеб подавил улыбку. Этот урок Босх усвоил в деле Сьело Асул.

– Хейген жил в Лос-Фелис, в большом старом доме недалеко от Франклина. Шел четвертый день с исчезновения третьей девушки, и мы знали, что времени у нас в обрез. Мы постучали в дверь, а по плану надо было вести себя так, будто мы не знаем о его досье и нам просто нужна его помощь в проверке сотрудников. Ну, понимаешь, хотели посмотреть, как он среагирует и не совершит ли какой-то промах.

– Правильно.

– Ну, мы были в гостиной, и разговор в основном вела я, а Босх наблюдал за Хейгеном. Понимаешь, женщина командует. Мы не пробыли там и пяти минут, как Босх внезапно встал и сказал: "Это он. Она где-то здесь". Как только Гарри сказал это, Хейген вскочил и бросился к двери. Далеко он не ушел.

– Это был блеф или часть плана?

– Ни то ни другое. Босх просто знал. На маленьком столике возле дивана стоял такой детский монитор, их еще называют "электронная няня". Босх увидел его – и все. Он понял. В гостиной стоял микрофон. Это означало, что приемник где-то в другом месте. Если в доме младенец, то делается наоборот: микрофон устанавливается возле кроватки, и родители, сидя в гостиной, слушают, нет ли шума в детской. А этот работал в обратную сторону. В психологическом портрете, составленном Гриффин, говорилось, что наш убийца любит власть и, вероятно, запугивал словами своих жертв. Босх увидел микрофон, и просто что-то щелкнуло: этот тип держит ее где-то и балдеет от разговора с ней.

– Он был прав?

– Прямо в точку. Мы нашли ее в гараже в отключенном от сети морозильнике с тремя просверленными вентиляционными отверстиями. Похоже на гроб. Динамик от монитора был внутри. Позже девушка рассказала, что Хейген непрерывно говорил с ней, когда был дома. И пел. Хиты. Он изменял слова и пел о том, как изнасилует и убьет ее.

Маккалеб кивнул. Он знал, что почувствовал Босх в тот внезапный миг озарения, когда сталкиваются атомы. Когда ты просто знаешь. Мгновение не только кошмарное, но и волнующее. Мгновение, ради которого, откровенно говоря, живет каждый, кто расследует убийства.

– А рассказываю я эту историю из-за того, что Босх делал и говорил потом. Когда мы уже усадили Хейгена на заднее сиденье одной из наших машин и начали обыскивать дом, Босх остался в гостиной с этим микрофоном. Он включил его и начал говорить с девушкой. И не умолкал, пока мы не нашли ее. Он говорил: "Дженнифер, мы здесь. Все в порядке, Дженнифер, мы идем. Ты в безопасности, мы сейчас придем. Никто не обидит тебя". Он все время говорил с ней, старался успокоить.

Уинстон надолго умолкла, и Маккалеб видел в ее глазах ожившее воспоминание.

– Когда мы нашли ее, все были счастливы. Такого кайфа я от работы еще не испытывала. Я подошла к Босху и сказала: "У тебя, наверное, есть дети. Ты говорил с ней так, будто это твоя дочь". А он только покачал головой и сказал: "Нет. Просто я знаю, каково это – быть одному в темноте". А потом отошел. – Она снова посмотрела на Маккалеба. – Вот что напомнили мне твои слова о тьме.

Он кивнул.

– Что будем делать, если убедимся? – спросила Уинстон, снова отвернувшись к стеклянной двери.

Маккалеб ответил быстро, чтобы не было времени подумать над вопросом:

– Не знаю.

* * *

Уинстон положила пластмассовую сову обратно в коробку, собрала все бумаги, которые он ей показывал, и ушла. Маккалеб стоял возле раздвижной двери и смотрел, как она идет по пандусу к воротам. Потом взглянул на часы – до подготовки к ночи еще много времени. Он решил посмотреть какой-нибудь процесс по судебному каналу.

Снова кинул взгляд на берег и увидел, что Уинстон ставит коробку с совой в багажник.

Позади кто-то кашлянул. Маккалеб резко обернулся. Бадди Локридж смотрел на него с лестницы, ведущей на нижнюю палубу. В руках он сжимал ворох одежды.

– Бадди, что, черт побери, ты тут делаешь?

– Ну и странным же делом ты, кореш, занимаешься.

– Я спросил, что, черт побери, ты делаешь?

– Хотел устроить постирушку и пришел сюда, потому что половина моего барахла там, в каюте. Потом заявились вы двое, а когда начался разговор, я понял, что подниматься нельзя.

Он показал на свои тряпки как на доказательство правдивости.

– Поэтому я просто сидел на койке и ждал.