– Терри, что ты делаешь? Ты вышел из игры.
– Кто это говорит? ФБР? Я больше не работаю на них, Джей.
– Тогда говорю я. Я не хочу, чтобы ты и дальше...
– На тебя я тоже не работаю, Джей. Помнишь?
В трубке воцарилось долгое молчание.
– Терри, не знаю, что ты делаешь, но остановись. У тебя больше нет полномочий. Если Твилли и Фридман узнают, что ты по-прежнему что-то вынюхиваешь, они могут арестовать тебя за вмешательство. Вчера я отозвала данные тебе полномочия. Ты не можешь ссылаться на меня.
Маккалеб поколебался, потом решил сказать:
– Наверное, можно сказать, что я работаю на обвиняемого.
Теперь Уинстон молчала еще дольше. Наконец она заговорила – очень медленно:
– Ты что, пошел к Босху и все рассказал?
– Нет. Он сам пришел ко мне. Сегодня утром появился у меня на яхте. Я был прав насчет того вечера. Совпадение: я заявился к нему домой, потом напарница звонит насчет тебя. Он сопоставил. Репортер из "Нью таймс" звонил и ему тоже. Мне не надо было ничего рассказывать – он сам все понял. Однако важно другое. Я слишком быстро накинулся на Босха. Я кое-что упустил и теперь уже не так уверен. Есть шанс, что мы имеем дело с хитроумной подставой.
– Он убедил тебя.
– Нет, я сам убедил себя.
На заднем плане кто-то что-то сказал, и Уинстон попросила Маккалеба подождать. Потом он услышал голоса, приглушенные зажавшей динамик рукой. Похоже на спор. Маккалеб встал и пошел к причалу. Уинстон заговорила через несколько секунд.
– Прости, – сказала она. – Сейчас неподходящий момент. У нас тут как раз кое-что происходит.
– Встретимся завтра утром?
– О чем ты толкуешь? – чуть ли не завизжала Уинстон. – Ты только что сказал мне, что работаешь для объекта следствия. Я не собираюсь встречаться с тобой. Как, мать твою, это будет выглядеть? Подожди...
Маккалеб услышал ее приглушенный голос: она перед кем-то извинялась. Потом снова заговорила в трубку:
– Мне действительно надо идти.
– Послушай, плевать я хотел, как это будет выглядеть. Меня интересует истина. Тебя она тоже должна бы интересовать. Не желаешь встречаться со мной – отлично, не встречайся. Я сам займусь...
– Терри, подожди.
Он слушан. Уинстон молчала. Очевидно, ее что-то отвлекло.
– Ну, Джей?
– Что же такое мы, по-твоему, упустили?
– Это было в материалах по последнему аресту Ганна. Наверное, после того, как Босх рассказал тебе, что говорил с ним в камере, ты отложила все рапорты. Я просто мельком просмотрел их, когда в первый раз смотрел материалы.
– Да, я отложила рапорты, – сказала она, защищаясь. – Ночь тридцатого декабря Ганн провел в голливудской тюрьме. Там Босх и видел его.
– А утром Ганна выпустили под залог. В половине восьмого.
– Да. Ну и что? Я не улавливаю.
– Посмотри, кто взял его на поруки.
– Терри, я у родителей. У меня нет...
– Прости. За него поручился Руди Таферо.
Молчание. Маккалеб уже был на причале. Он вышел на продольный мостик, ведущий к лодочной пристани, и облокотился на перила. Снова прикрыл ухо свободной рукой.
– Ну, хорошо, за него поручился Руди Таферо, – проговорила Уинстон. – По-моему, он имеет лицензию на освобождение арестованных под залог. Что тут такого?
– Ты не смотрела телевизор. Да, Таферо – лицензированный поручитель. По крайней мере он проставил номер лицензии на бумаге о поручительстве. А еще он частный детектив и консультант по безопасности. И – приготовься – работает на Дэвида Стори.
Уинстон молчала, Маккалеб слышал в трубке ее дыхание.
– Терри, по-моему, тебе лучше притормозить. Ты видишь тут что-то особенное.
– Это не совпадение, Джей.
– Да при чем тут совпадение! Он поручитель. Это его работа – вытаскивать людей из тюрьмы. Готова поспорить на коробку пончиков, его контора прямо через дорогу от голливудского участка. Вероятно, он берет оттуда на поруки каждого третьего пьяницу и каждую четвертую проститутку.
– Ты сама не веришь, что все так просто.
– Не говори мне, во что я верю.
– Тогда в самом разгаре были приготовления к процессу Стори. С какой бы стати Таферо приходить и собственноручно писать расписку?
– Может, потому что он работает один, а может, как я говорила, ему достаточно было просто перейти через дорогу.
– Я на такое не куплюсь. Плюс еще один момент. В рапорте говорится, что Ганн звонил по телефону в три утра тридцать первого декабря. Судя по номеру на бланке, он звонил сестре в Лонг-Бич.
– Ну и что тут такого? Мы знали это.
– Я позвонил ей сегодня и спросил, находила ли она для него поручителя. Она сказала, что нет. Сказала, что уже устала все время звонить среди ночи и буквально выкупать братца. Она заявила ему, чтобы на сей раз выпутывался сам.
– Значит, он обратился к Таферо. Что с того?
– Как он мог обратиться? Он имел право на один звонок и уже использовал его.
У Уинстон не нашлось ответа. Некоторое время оба молчали. Маккалеб смотрел на гавань. Желтая лодка-такси медленно двигалась по одному из фарватеров, в ней находился всего один человек – за штурвалом. Одинокие люди в лодках, подумал Маккалеб.
– Что ты собираешься делать? – наконец спросила Уинстон.
– Сегодня вечером я переправлюсь на континент. Можем мы встретиться утром?
– Где? Когда?
Судя по тону, перспектива встречи ее смущала.
– В половине восьмого, перед голливудским отделением.
Снова пауза, потом Уинстон сказала:
– Погоди-погоди. Исключено. Если Хиченс пронюхает, мне конец. Он отправит меня в Палмдейл в долине Антилоп. И всю оставшуюся жизнь я буду разыскивать кости в пустыне.
Маккалеб был готов.
– Ты говорила, что ребята из Бюро хотят получить обратно материалы дела, верно? Мы встречаемся, я все принесу с собой. Что скажет на это Хиченс?
Снова молчание. Уинстон обдумывала его слова.
– Ладно, пойдет. Буду.
Вернувшись домой вечером, Босх обнаружил, что огонек автоответчика на телефоне моргает. Он нажал кнопку и прослушал два сообщения – по одному от каждого обвинителя по делу Стори. Решил сначала перезвонить Лэнгуайзер. Набирая ее номер, Босх размышлял, какая такая неотложная необходимость заставила обоих членов группы обвинителей звонить ему. Может, с ними связались агенты ФБР, упомянутые Маккалебом. Или, возможно, репортер.