И без всякого злого умысла он бросил гневный взгляд на Фрэнсиса Уилмота.
— В чем дело, сэр? — спросил Майкл, когда они вошли в его кабинет. Сомс протянул сложенную газету.
Майкл прочел заметку и скорчил гримасу.
— Тот, кто это написал, бывает на ваших вечерах, — сказал Сомс, — это ясно. Кто он?
— Очень возможно, что это она.
— Неужели они напечатали бы такого рода заметку, написанную женщиной?
Майкл ничего не ответил. «Старый Форсайт» явно не поспевает за веком.
— Скажут они мне, кто написал, если я пойду в редакцию? — спросил Сомс.
— К счастью, не скажут.
— Почему «к счастью»?
— Видите ли, сэр, пресса — цветок весьма чувствительный. Он может свернуть лепестки, если вы к нему прикоснетесь. А кроме того, они всегда говорят вещи приятные и незаслуженные.
— Но ведь это... — начал было Сомс, но вовремя остановился и добавил: — Так вы хотите сказать, что мы должны это проглотить?
— Боюсь, что так, и заесть сахаром.
— У Флер завтра вечер?
— Да.
— Я приду и буду наблюдать.
Майкл мысленно представил себе своего тестя в виде субъекта в штатском, поставленного на страже у стола со свадебными подарками.
Но, несмотря на напускное равнодушие, Майкл был задет. Он знал, что его жене нравится коллекционировать знаменитостей, что она порхает и своими чарами старается привлечь нужных ей людей. Раньше он только снисходительно ей удивлялся, но сейчас почувствовал в этом нечто большее, чем невинную забаву. Быстрота, с которой загоралась и гасла ее улыбка, словно под стрижеными волосами был скрыт выключатель; живые повороты прелестной открытой шеи; искусно, если и недостаточно искусно скрытая игра красивых глаз; томность и дрожание белых век; выразительные руки, которыми она легко и изящно лепила себе карьеру, — от всего этого Майклу вдруг стало больно. Правда, она это делает для него и для Кита! Говорят, француженки помогают своим мужьям делать карьеру. В ней есть французская кровь. А может быть, это стремление к идеалу, желание иметь все самое лучшее и быть лучше тех, кто ее окружает? Так размышлял Майкл. Но в среду вечером он тревожно всматривался в лица гостей, стараясь поймать иронические взгляды.
Сомс следовал иному методу. У него в сознании все решалось проще, чем у человека, который критикует днем, а ночью обнимает. Он не видел оснований, почему Флер не собирать у себя аристократов, лейбористских членов палаты, художников, послов, всяких молодых идиотов и даже писателей, если эти люди ее интересуют. Он несколько наивно рассуждал, что чем выше они стоят, тем меньше шансов впутаться из-за них в какую-нибудь неприятную историю; и, пожалуй, денег взаймы они не попросят. Его дочь не хуже, если не лучше, всех этих людей. Он был глубоко оскорблен тем, что кто-то считает, будто она всеми силами старается привлечь их к себе. Нет, не она за ними охотится, а они за ней. Он стоял у стены, под картиной Фрагонара, которую он подарил Флер. Седой, с аккуратно подстриженными волосами и энергичным подбородком, он обводил глазами комнату, ни на ком не задерживаясь взглядом, как человек, который видел в жизни много, но интересного нашел мало. Его можно было принять за какого-нибудь посланника.
Перед ним, повернувшись к нему спиной, остановилась молодая женщина с короткими золотисто-рыжими волосами; она разговаривала с глуповатым на вид человеком, который все время потирал руки. Сомсу слышно было каждое слово.
— Не правда ли, эта маленькая Монт ужасно забавна? Посмотрите на нее, она разговаривает с «доном Фернандо»; можно подумать, что он для нее все. А, вот Бэшли! Как она к нему разлетелась! Прирожденная выскочка! Но она ошибается — таким путем «салона» не создашь. Создать «салон» может человек умный, с ярко выраженной индивидуальностью; человек, презирающий общественное мнение. Она для этой роли не годится. Да и кто она, в сущности, такая?
— Деньги? — подсказал собеседник.
— Не так уж много. А Майкл так в нее влюблен, что даже поглупел. Впрочем, и парламент на него действует. Вы слышали их разговоры об этом фотгартизме? Продукты питания, дети, будущее — невероятная скука!
— Новизна, — промурлыкал глуповатый человек, — вот мания нашего века.
— Досадно, когда такое ничтожество старается выдвинуться и пускает в ход такую чепуху, как этот фоггартизм. Вы читали книгу Фоггарта?
— Нет. А вы?
— Конечно нет! Мне жаль Майкла. Эта маленькая выскочка его эксплуатирует.
Сомс, очутившись словно в западне, не выдержал и засопел. Почувствовав, быть может, ветерок, молодая женщина оглянулась и увидела такие холодные серые глаза и такое хмурое лицо, что поспешила отойти.
— Кто этот мрачный старик? — спросила она своего собеседника. — Я даже испугалась.
Глуповатый джентльмен предположил, что это бедный родственник: видимо, он здесь ни с кем не знаком.
А Сомс направился прямо к Майклу.
— Кто эта молодая женщина с рыжими волосами?
— Марджори Феррар.
— Она предательница. Выгоните ее!
Майкл опешил.
— Но мы ее очень хорошо знаем. Она — дочь лорда Чарлза Феррара и...
— Выгоните ее! — повторил Сомс.
— Откуда вы знаете, сэр, что она предательница?
— Я только что слышал, как она повторила то, что было в заметке, и прибавила еще кое-что похуже.
— Но она у нас в гостях.
— Недурна гостья! — сквозь зубы проворчал Сомс.
— Нельзя выгонять гостей. А кроме того, она внучка маркиза. Скандал будет грандиозный.
— Ну, так устройте скандал!
— Приглашать мы ее больше не будем, но, право же, это все, что можно сделать.
— Вот как? — сказал Сомс и, отойдя от зятя, направился к той, на которую только что донес. Майкл, взволнованный, последовал за ним. Ему еще не приходилось видеть тестя приготовившимся к прыжку. Подойдя, он услышал, как Сомс сказал негромко, но очень внятно:
— Сударыня, вы были так любезны, что назвали мою дочь выскочкой назвали в ее же доме.
Майкл видел, как молодая женщина оглянулась и с видом обиженным и наглым широко раскрыла свои холодные голубые глаза. Потом она засмеялась, а Сомс сказал:
— Вы предательница. Будьте добры удалиться.
Вокруг стояло человек шесть, и все они слышали! Проклятье! А он Майкл — хозяин дома! Выступив вперед, он взял под руку Сомса и спокойно сказал:
— Довольно, сэр! Ведь мы не на мирной конференции.
Все притихли; никто не шелохнулся. Только глуповатый джентльмен потирал свои белые руки.
Марджори Феррар сделала шаг по направлению к двери.
— Я не знаю, кто этот человек, — сказала она, — но он — лжец!