Их торжественно проводили внутрь, и у Грейс предательски дрожали коленки, когда она здоровалась за руку с президентом и его супругой. На приеме присутствовали и люди, которых Чарльз знал. Он все время держал Грейс под локоток, пытаясь придать ей храбрости, и представил по очереди известным адвокатам и конгрессменам. Один старый знакомый Чарльза из Нью-Йорка поддразнивал его, предложив ему попробовать себя в большой политике. Когда-то он был совладельцем юридической фирмы вместе с Чарльзом.
– Думаю, это не для меня. Я слишком занят. Отвожу детишек в школу и садик и сижу на телефоне по делам Грейс, – отшутился Чарльз. Но чувствовал он себя здесь в своей тарелке, даже непринужденно поболтал с президентом, который сказал, что хорошо знает его фирму, и похвалил Чарльза за блестяще проведенное дело, связанное с государственными контрактами.
После обеда были танцы, а потом детский хор исполнил рождественские гимны. Таких красивых и нарядных детишек, да еще в таком количестве, Грейс никогда не видывала и на мгновение ощутила острую тоску по дому…
В конце вечера конгрессмен снова разыскал Чарльза и еще раз попросил подумать:
– На политической арене тебя очень не хватает, Чарльз. Буду рад подробно поговорить с тобой на эту тему в любое время.
Но Чарльз продолжал настаивать, что вполне доволен работой в своей фирме, конгрессмен же упорно гнул свою линию:
– Мир очень велик, а Парк-авеню и Уолл-стрит лишь малая его часть… Но, сидя в башне из слоновой кости, легко об этом забыть. Ты сможешь многое сделать, ты даже не представляешь, сколько еще насущных и нерешенных проблем… Я позвоню тебе сам.
Когда Чарльз и Грейс поехали в Виллард, было уже за полночь. Вечер прошел превосходно, а Грейс получила прекрасную дорогую брошь в знак признательности за ее бескорыстную помощь детям.
– Придется показать ее малышам, когда они станут жаловаться, какая мама нехорошая, – улыбнулась Грейс, кладя ее на стол в гостиничном номере и любуясь драгоценностью. Теперь и она была рада, что они приехали сюда. Ей было по-настоящему приятно. Уже лежа в постели, они беседовали о том, как здорово и непринужденно чувствовали себя в обществе президента, первой леди и прочих знатных людей. Грейс спросила Чарльза о его приятеле-конгрессмене.
– Роджер? Он был моим партнером по фирме. Порядочный человек. Мне он всегда был симпатичен.
– А как насчет его предложения? – Ее очень интересовало, как отреагирует Чарльз.
– Это о том, чтобы вдариться в политику? – Чарльза это позабавило. – Нет, не думаю…
– А почему бы и нет! Поручусь, ты будешь великолепен.
– А потом стану президентом. А ты будешь самой красивой первой леди за всю историю Штатов! – Он любовно поцеловал жену, и она страстно ответила на его поцелуй.
Они возвратились в Нью-Йорк в два часа дня на следующий день. Чарльз, пребывая в лирическом настроении, решил не ездить в офис. Вместо этого они вместе с Грейс поехали прямо домой, где дети с восторгом встретили их. Они скакали вокруг родителей и наперебой спрашивали, что папа с мамой им привезли.
– Совершенно ничего, – не моргнув глазом соврал Чарльз – и дети притворно заныли. Уж кто-кто, а они-то прекрасно знали родителей! Чарльз и Грейс накупили им игрушек и сувениров в аэропорту. Всякий раз, когда Чарльз ездил в командировки, он что-нибудь привозил им – не было еще такого случая, чтобы он вернулся с пустыми руками. А Грейс рассказывала детям про Белый дом, и про чудесный детский хор, и про изумительную рождественскую елку, сверкающую огнями на лужайке перед Белым домом.
– А что пели дети? – спрашивал Эндрю, но вот Абигайль, как истинную маленькую леди, интересовало больше как они были одеты. Ей как-никак уже исполнилось пять, а старшему брату – шесть.
До Рождества оставалась всего неделя, и в ближайший уик-энд они торжественно установили в доме елку. Грейс и Чарльз украшали верхушку деревца, а дети помогали там, куда могли дотянуться, развешивая длиннейшие гирлянды из поп-корна и клюквы, – это была их домашняя традиция, которую они обожали.
Грейс повела их на каток в Рокфеллер-центре, потом они поехали посмотреть на Санта-Клауса в Сакс, затем они любовались роскошно украшенными витринами на Пятой авеню, а потом заехали к папе на службу и уговорили его вместе с ними пообедать. Все вместе отправились в парк, где лакомились горячими булочками с сосисками, ароматным мороженым и содовой. Грейс заказала банановое мороженое, и Чарльз от души расхохотался, припоминая их первый совместный уик-энд. На этот раз она доела все без остатка, и Чарльз похвалил ее за успешное членство в «клубе чистых тарелок».
– Ты надо мной смеешься? – хихикнула Грейс. На носу у нее красовалась белая «кнопочка» из взбитых сливок. Абигайль тоже захихикала, глядя на мать. Даже серьезному Эндрю это очень понравилось.
– И не думаю! Мне кажется, это просто великолепно, что ты ничего не оставила. – Чарльз улыбался, чувствуя себя молодым и необыкновенно счастливым.
– Будь паинькой, а не то закажу еще порцию!
Но Грейс была такой же стройной, как и прежде. После Нового года она начала жаловаться, что не может влезть ни в брюки, ни в платья… Она подолгу просиживала на телефоне во время каникул, зная, что это самое тяжелое время для «проблемных» семей и беззащитных детей, – она хотела как можно больше сделать сама. И подобно всем другим телефонисткам, в это время она вовсю лакомилась печеньем и попкорном – особенно на Рождество.
– Я так жутко растолстела, – вздыхала она горестно, с трудом застегивая джинсы, – она собиралась пойти в парк прогуляться.
– Многие женщины отдали бы душу дьяволу, лишь бы быть такими «толстухами», как ты.
Невзирая на то что она уже дважды стала матерью и отпраздновала в этом году тридцатилетие, Грейс все еще выглядела как настоящая фотомодель. А Чарльзу только что исполнилось пятьдесят, и он был очень интересным мужчиной.
Они были очень красивой парой – многие оборачивались им вслед, когда они проходили по улице. На голове Грейс красовалась пушистая лисья шапка, она была одета в лисий полушубок, рождественский подарок мужа. Одеяние это было весьма подходящим для морозной нью-йоркской зимы.
Парк был весь завален снегом, и они предусмотрительно оставили детей с няней дома. Супруги любили эти долгие прогулки по воскресеньям, порой они брали такси и ехали в Сохо, а там заходили в уютное кафе или бродили по галереям, любуясь живописью и скульптурами…
Но этим вечером они решили просто пройтись и рука об руку дошли до отеля «Плаза». Потом решили выпить по чашке горячего шоколада в «Палм-Корт». И, не разнимая рук, вошли в элегантный старый отель, тихонько беседуя.
– Дети не простят нам, если узнают, – виновато сказала Грейс.
И Эндрю, и Абигайль просто обожали «Палм-Корт». Но сидеть здесь вдвоем с Чарльзом… это было так романтично. Грейс взахлеб рассказывала мужу о своих наполеоновских планах на следующий год – она сражалась за новые сферы влияния. За этим разговором она незаметно умяла целую тарелку печенья и осушила две чашки горячего шоколада со взбитыми сливками. И тут же почувствовала, что переборщила – ей стало дурно.