В письмах к Кристел он описывал свое состояние, говоря, как он любит и скучает без нее. Но в них не было никаких обещаний о том, что он будет делать, когда война закончится.
Он еще не знал, что предпримет по поводу Элизабет, и не был уверен, что захочет развестись с ней. Он понимал, что любит Кристел больше жизни, и знал, что придется выбирать, ведь так продолжаться не может. Но перед Элизабет у него тоже обязательства. Их союз только начался, и жена не виновата, что он не любил ее. В этом никто не виноват. Но как все сложно! Он писал Элизабет обо всех военных событиях, об этой стране. Ей все это интересно. Кристел это не заинтересовало, просто у них было что сказать друг другу. Элизабет писала, как скучно ей учиться в колледже – все та же старая песня, – и о вечеринках в доме у родителей, которые те устраивали, когда она приезжала на каникулы. Она несколько раз ездила в Нью-Йорк к Иэну с Сарой, но сейчас в Коннектикуте открылся новый охотничий сезон, и все уик-энды они проводили в Кентукки, покупая лошадей для Сары. Элизабет радовалась, что не забеременела, и несколько раз писала об этом. В отличие от Кристел, которая, наоборот, надеялась, что это случится, но, принимая во внимание ситуацию, в которой они все трое оказались, Спенсер был рад, что ни та, ни другая не ждут от него ребенка.
Письма от Элизабет походили на газетные репортажи о ходе домашних дел. Кристел же вкладывала в свои письма всю душу, и это часто помогало ему не падать духом.
В июне у Элизабет состоялся выпускной вечер, на котором присутствовали ее родители. Конечно, она пригласила и его родителей. По тону ее письма Спенсер понял, что она испытывает невероятное облегчение от того, что учеба наконец-то закончилась. Это письмо он получил, когда их часть была в Пусане. Ему казалось, что они все погибнут от сырости и жары, когда он бок о бок со своими солдатами пробирался узкими тропами через бесконечные рисовые плантации. Война была ужасной, и Спенсеру часто казалось, что они на ней посторонние. Он помнил, что ему предстоит выдержать еще одну битву, когда он вернется домой. Это будет битва с Элизабет, если, конечно, к тому времени они еще будут женаты. Странно, что он пишет ей, ведь она даже не догадывается, о чем он теперь думает, не знает, что произошло между ним и Кристел, когда он был в Сан-Франциско.
Этим летом, когда Элизабет, как всегда, поехала отдыхать на озеро, Кристел решилась наконец ненадолго вернуться в долину. Она долго над этим думала и, зная, что Том на войне, решила отправиться туда. Ну чего ей бояться, только воспоминаний о боли и переживаниях, которые нахлынули на нее возле могил отца и брата. Ей казалось странным побывать там и не зайти домой, но встречаться с матерью или Бекки не хотелось. Она прожила несколько дней у Вебстеров и чувствовала себя так, как будто по-настоящему вернулась домой. Она целыми днями валялась на солнце и с наслаждением вдыхала так хорошо ей знакомые запахи родных мест. Она даже заставила себя один раз объехать ранчо и с грустью отметила, что оно выглядит заброшенным. Мужчин забрали в армию, и Бойд сказал ей, что мать нанимает мексиканцев, которые приходят каждый день, чтобы следить за виноградниками и пшеничными полями. Они с Бекки продали всю оставшуюся часть скота. А через некоторое время она получила письмо от Спенсера, где он написал, что Том убит при взятии Сеула. Прочитав об этом, Кристел почувствовала укол совести от того, что обрадовалась этому. Она бы никогда не смогла простить ему того, что теперь они могут продать ранчо. Больно думать об этом, но она ничего не может сделать. Оно ушло из ее жизни, принадлежит совершенно посторонним людям. Иногда ей казалось, что она вообще никогда не жила там.
На Рождество Бойд с Хироко наконец-то выбрались в Сан-Франциско и пришли послушать, как поет Кристел. Они оба выглядели очень хорошо и казались вполне счастливыми. Джейн они оставили в долине с женой мистера Петерсона – та очень просила их об этом. Девочке исполнилось три с половиной года, и на фотографиях, которые они ей показали, она была очень похожа на Хироко. Супругов потряс до глубины души вид Кристел. Она немного похудела, и это только подчеркивало ее замечательную фигуру. Она выучила несколько новых песен с танцами из популярных фильмов. Больше всего ей нравились «Американец в Париже» и «Рожденный вчера». Перл время от времени продолжала заниматься с ней вокалом и танцами. Но к тому времени Кристел уже намного перегнала свою подругу во всех отношениях. Она приносила Гарри немалый доход, и он хвастался ею перед друзьями. Он совсем не удивился, когда в ресторане появились два агента из Лос-Анджелеса и, оставив Кристел свои визитные карточки, попросили, чтобы она позвонила им, а если приедет в Голливуд, чтобы зашла к ним, – они помогут сделать кинопробы. Это случилось в конце февраля, и Кристел была сама не своя от волнения, когда показывала визитки Перл. Однако она решила, что не готова ехать в Голливуд. В глубине души она просто хотела, чтобы Спенсер нашел ее там же, где оставил. В следующем письме она написала ему о визите агентов, но оно дошло до него только через месяц, в марте, в то время как их часть находилась на тридцать восьмой параллели.
Он гадал, действительно ли она собирается в Голливуд. Это открывало перед ней новые возможности, но, с другой стороны, он надеялся, что она подождет его возвращения из Кореи. Он знал, что не должен удерживать ее, но боялся потерять. Конечно, она молода, красива и имеет полное право жить самостоятельной жизнью. Но вдруг в ее новой жизни не останется места для него? Однако все его страхи были совершенно напрасными. Единственный, кто ее интересовал, – это Спенсер, и она готова была ждать его всю жизнь.
Теперь его письма приходили гораздо реже. Она узнавала, что положение ухудшается, бесконечные попытки договориться о перемирии ни к чему не приводят, а лишь сопровождаются новыми жертвами и бесконечными разочарованиями. По тону его писем было заметно, что эта война все больше угнетает его. Так же как и всем, ему хотелось, чтобы она поскорее закончилась, но ей, казалось, не будет конца. Кристел поразилась, когда он написал ей, что Элизабет разрешили с ним свидание и она прилетела к нему в Токио. Он писал о ней, как о посторонней, но Кристел обожгла жгучая волна ревности. Почему она тоже не может приехать к нему в Токио? Она не видела его целую вечность, но продолжала терпеливо ждать, живя у миссис Кастанья и работая в ресторане у Гарри. В ее жизни нет другого мужчины. Только Спенсер. Ни один мужчина и в подметки ему не годится. Ей двадцать один год, она стала настоящей красавицей. Она любила Спенсера больше жизни. Единственное, что ее смущало, это то, что он женат. Перл не один раз пыталась познакомить ее с кем-нибудь, но тщетно. Кристел не интересовал никто. Посетители сходили по ней с ума, ее постоянно куда-нибудь приглашали. Но она никогда ни с кем никуда не ходила. Она принадлежала Спенсеру.
Кристел хорошела с каждым годом, и, наблюдая за ней в то лето, Гарри решил, что она красива, как никогда. Когда она пела, казалось, от нее исходит некое сияние, которое заставляло зал замирать. В ней появились нежность и мягкость, которые делали ее еще женственнее и прекраснее. Гарри думал, что, может быть, она все-таки с кем-нибудь говорила о своей интимной жизни, но он никогда не пытался спрашивать ее об этом.