Расставание – всегда неприятно. Я с усилием подавила в себе желание закончить все дело одной эсэмэской. Со мной однажды, кстати, так и поступили. Я получила SMS со словами «давай расстанемся друзьями» и потом рыдала над этими тремя словами три дня. И даже ответила на них, написала, что с друзьями так не поступают. Им не посылают такие SMS. Он не ответил, потому что в ту минуту, видимо, уже считал себя свободным. Тогда я пообещала себе, что никому и никогда не пошлю подобной эсэмэски. Хотя все-таки очень такой способ удобен. Итак, не SMS. И не на праздники. Скорее даже после десятого, чтобы уж и День Победы тоже минул. Как раз именно за этими, циничными, надо признать, рассуждениями Саша меня и застал.
– Ну что, ты как? Готова? Закончила?
– Почти да, – кивнула я, испытав страстное желание послать его к черту прямо сейчас. Почему, почему я такая сучка? И всегда ли я была такой? Между нами висела тугая противная недоговоренность, причем я знала о ней, а он нет, и от этого я казалась себе еще гаже.
– Я подожду тебя в машине. Мне тут один диск подогнали, хорошая музычка. Я тебе потом перепишу, если захочешь.
– Ага. Слушай, может, ты поедешь без меня? Мне тут подкинули пару статей левых.
– Здорово. Так, может, мне тоже задержаться?
– Нет-нет, не стоит! Я не хочу дергаться из-за того, что ты меня ждешь, – заюлила я. Он был хорошим парнем, но так уж вышло, что эту партию выигрывала я. И я уже понимала, предчувствовала, как ему будет больно и обидно. Даже больше обидно, чем больно, потому что все-таки очень важно, кто кого бросает. Не так ли? Когда бросают нас, мы не только теряем отношения, но и львиную долю уверенности в себе, которую потом приходится долго и мучительно восстанавливать. По крупицам. Когда мы успеваем бросить кого-то первыми, чувства совсем другие. Тогда мы победители. Только если я брошу Сашу, как я потом буду с ним работать. Тоже, кстати, серьезный вопрос. Надеюсь, мы сможем остаться друзьями. На самом деле я была бы очень рада.
– Ну, ладно. Просто я думал тебя подбросить. Устроить что-то вечером, – разочарованно бормотал он. – Я мог бы остаться у тебя, а завтра бы вместе поехали на работу.
– Я в первой половине дня буду дома, – быстро соврала я. Нет, логика – логикой, а когда решение уже принято, практически невозможно долго делать вид, что все в порядке. Это выше моих сил. Я проигнорировала все знаки недовольства с его стороны, подождала, пока он уедет домой (предусмотрительно проследив из окна, что его машина действительно выехала с парковки), посидела, тупо перепрыгивая со ссылки на ссылку в Интернете, и пошла домой. Никакие муки совести не могли уменьшить моей радости оттого, что я иду домой одна, иду по моему любимому городу, пусть даже и запруженному всеми этими кредитными машинами, льющимися тягучим киселем по знакомым улицам. Я зашла в маленький магазинчик, где продавали пиратское видео, и начала перебирать лежащие на прилавке диски.
– Вы ищете что-то конкретное? – с готовностью подлетел ко мне продавец.
– Нет-нет, так, присматриваюсь, – сказала я как можно холоднее, чтобы он от меня отстал. На самом деле покупать я ничего не собиралась, но мне нравилось разглядывать цветные картинки на дисках, читать аннотации к фильмам. И я хотела делать это в одиночестве. Одиночество – не только некий комплекс психологических переживаний человека, оставленного без социальной поддержки, но и огромное преимущество. Да, мы социальные существа, но одиночество дает так много, что трудно его переоценить. Как говорила Румянцева: хочу – халву ем, хочу – пряники? Я хотела стоять в одиночестве и рассматривать диски, которые были мне не нужны. Имею право?
– Хотите, я вам порекомендую что-нибудь? Вот есть чудесная романтическая комедия, – не унимался он. – О том, как мужик проснулся, а у него трое детей. И жена.
– Какой ужас, – передернуло меня. – Нет, спасибо. А есть что-то другое, ну… без троих детей?
– О, конечно, – улыбнулся он и выложил передо мной кучу дисков. В результате я, конечно же, накупила каких-то боевиков, которые на самом деле терпеть не могу. Я подумала было, что подарю их все Сашке, чтобы он смотрел их на своей плазме, но тут же вспомнила, что уже решила бросить Сашку. Вряд ли стоит перед этим дарить ему диски. Последняя мысль расстроила меня окончательно, потому что я со всей отчетливостью поняла, как сильно я к нему привыкла, привязалась. Не люблю больше, но привязалась. Зачем?
Шушера встретила меня возмущенными воплями. Оказывается, у нее давно кончилась вода, и ей пришлось, как какой-то простолюдинке, пить воду из тарелки в раковине, чего она терпеть не может. Ей, настоящей персидской серой дымчатой кошке, с родословной, которая висит в рамочке у меня над письменным столом, – и пить воду из-под крана. Только не подумайте, что я сошла с ума и разговариваю с ворчливой кошкой. Просто Шушера умеет одним поворотом хвоста высказать все то презрение и недовольство, которое она к вам испытывает. У нее исключительно красноречивый хвост. Я поставила миску с кормом на пол и налила воды.
«Тут я есть не буду!» – дала понять мне Шушера, с презрительным видом пройдя мимо своего места на полу. Она вспрыгнула на подоконник и с вполне понятным ожиданием уставилась на меня.
– Знаешь, дорогая, мне кажется, что я тебя балую! – возмутилась я, ставя ее миску на подоконник. – Чего бы тебе не пожрать на полу, как все кошки.
«Сама ешь на полу, если тебе хочется». – Она отвернулась, прошла мимо еды, сделав маленький променад по окну, осмотрела окрестности. Что там поделывается в мире за стеклом? Уже стемнело? И даже звезды? Ах, какая красота.
– Давай ешь и не кобенься, – потребовала я, пододвигая к ней миску.
Мы с Шушерой жили вместе семь лет. Без всякого сомнения можно сказать, что это были мои самые прочные отношения за всю жизнь. Вопрос – почему? Может, мне попадались не те мужчины. Или у меня слишком хорошая кошка. Я залезла на широкий подоконник и села с ней рядом. За окном светила полная луна. Она висела в небе, как фонарь. Сейчас делают такие лампы, белые-белые, энергосберегающие, дающие очень холодный свет. А здесь энергосберегающая луна. И звезды, мелькающие то тут, то там из-за облаков. Впрочем, звезд я почти не видела, слишком ярко горел огнями проспект Мира со своей рекламой и машинами. Я жила на восьмом этаже, последнем, в старой сталинке. И безумно любила свой дом.
– Вот и снова будем мы одни. Только я и ты, – пожаловалась я.
Шушера с удивлением посмотрела на меня, словно хотела спросить: «А что, сейчас что-то не так?»
– Ладно, это неважно. Ну ее, эту любовь. Видимо, ее нет на свете. Вернее, не так. Она есть, но только первые пару месяцев. Помнишь, как Саша мне розовый букет под дверь положил, а я наступила на него босой ногой и ногу распорола? А он потом мне ее бинтовал. Было очень даже романтично. Он так убивался, а я его утешала, утешала. Почему все всегда заканчивается?
Кошка молча смотрела в окно. Она была прекрасна. Я откинулась чуть назад и тоже подняла глаза к небу.
Хотела бы я встретить настоящую любовь. Только что это за зверь такой, почему его никто не видел? Чтобы долго и счастливо и потом на тот свет в один день. И как это должно, кстати, технически произойти? Авиакатастрофа, что ли? Так тогда не только мы в один день, но и еще человек сто-двести. Нет, так не пойдет. Суицид? Но я же хочу жить долго!