– По крайней мере, они отвечают мне взаимностью. А ты что, думала, жизнь всегда будет как один сплошной праздник? – сощурился он.
Фейерверки били с неистовой силой, освещая всеми цветами радуги нашу отнюдь не радостную новогоднюю ночь.
– А почему бы и нет? Что в этом плохого?
– Ты ждешь от любви только радостей и удовольствия. Тебе кажется, что, если я больше не ношу тебе цветов, любовь прошла. И что, если вместо ресторана мы едем в пансионат с детьми – это уже конец. Только, моя дорогая, это все не так. Ты ошиблась. Любовь – именно то, что бывает потом. А все то, что ты так любишь, – чистое блядство. И не больше!
– Как ты смеешь так говорить?! – вытаращилась на него я.
Впервые я слышала от него матерное слово. Мне вдруг стало страшно. Что я делаю?
– А как ты смеешь так поступать? – заорал он. – Давай, иди, поменяй меня на следующего праздного мужика, которому только одно и нужно – попасть в твою постель. Пусть он носит тебе коробки конфет и заваливает тебя комплиментами. Сколько ты продержишься? Полгода? Спорю на что угодно, что не больше. Максимум год, если конфеты будут очень вкусными.
– Я не люблю конфет.
– А потом следующий, следующий, следующий, пока ты не потеряешь товарный вид. Это твоя СВОБОДА?
– Костя?
– ЧТО? – в ярости орал он. – Какой смысл любить тебя?
– Да ты и не любишь, – грустно сказала я.
– Люблю.
– Нет. Я знаю это абсолютно точно.
– В таком случае ты знаешь больше меня. Только я уверен, что это ты не любишь меня.
– Может быть, – не стала спорить я. – Я устала. Все совсем не так, как я представляла. И, наверное, ты прав: я не создана для семейной жизни. Мне постоянно кажется, что я попала в ловушку, в которой становится все меньше кислорода.
– Ты просто хочешь сбежать, – опустил голову он.
– Если тебе хочется, можешь называть это так. Только даже твоя дочь гораздо честнее тебя, – горько сказала я и вышла из комнаты.
Странная пустота опустилась на меня, даже мысли, всегда во множестве роившиеся в моей голове, на сей раз покинули меня, оставив после себя лишь чувство уязвимости и наготы. Я снова была одна, и эта мысль была странной, я так отвыкла от нее за последние месяцы. Как ни крути, а то, что было у нас с Костей, случилось в моей жизни впервые. И вот, пожалуйста, снова «я свободен, я ничей». Но сквозь волну страхов и одиночества пробивалось мое старое знакомое чувство радости. Той самой ненормальной, неестественной радости, которая сопровождала меня всегда, когда я оставалась одна. Я снова принадлежу себе, мне снова никто не нужен, пусть даже я тоже никому не нужна.
– Ты просто одинокий волк, – усмехнулся Сашка, когда я закончила свою сагу о потерянном семейном счастье. – Тебя, как горбатого, могила исправит.
– Точно, – согласилась с ним Тоська.
– А я всегда знал, что этим кончится, – уверенно хлопнул себя по коленке Сашка. И, если я не ошиблась, на его лице мелькнула тень удовольствия. С чего бы?
– Ну почему? – уперлась я. – Все могло бы быть по-другому, если бы он сам вел себя иначе. Он же меня просто использовал! Ему нянька для детей была нужна!
– Даже если бы он тебя обожал, это бы не имело никакого значения, – возразил он. – Ты же одиночка, метросексуал.
– Какой я тебе, на хрен, сексуал, – разозлилась я. – У меня душевная драма, я, между прочим, страдаю, а ты… И мне жить негде!
– Душевная драма у тебя пройдет через недельку, а вот мужика жалко. Не знал он, с кем связался, – довольным тоном подытожил Саша.
– Значит, это я – монстр? Ну и ладно. Ну тогда я вам еще и ксерокс сломаю, – обиделась я. – Тоже что-нибудь в него суну.
– Пойми, не похожа ты на человека, который страшно страдает, – развела руками Тоська, когда мы возвратились в кабинет. – Когда мы с мужем поругались и он пропал на три дня, я рыдала без остановки. Я думала, что жизнь кончилась, что без него я не смогу дышать. А ты только ерундой страдаешь и кофейные аппараты ломаешь.
– Да, странно, – холодно пожала плечами я. – Значит, по-твоему, я не страдаю. Что ж, может, это и так. Наверное, я такая бессердечная стерва, которая пользуется мужиками, а потом выбрасывает их, как бумажные салфетки. Только теперь моя Шушка у Жанны, а я здесь. Я не собираюсь рыдать, но я его любила. А он мечтал только о том, чтобы его детишкам было хорошо.
– Почему тебе так важно доказать, что ты права? – зло спросила Тоська.
– А почему для тебя важно, чтобы я была сукой.
– Потому что ты и есть сука, – бросила мне она. – Мы тебя любим такой, какая ты есть, но ты никого не любишь, кроме себя.
– Так и запишем. И довольно. – Я села к компьютеру и закрыла лицо ладонями.
Я устала от этого разговора, устала от своих коллег, от офиса, от этой жизни. Мне вдруг захотелось что-то сломать, взорвать, оторвать чеку от какой-нибудь бомбы и швырнуть в толпу. Пусть Тоська будет в этой толпе. Пусть Жанка тоже там будет. Когда я приехала к ней, с кошкой и тремя сумками, они с мужем были пьяными и сонными. Оба в одинаковых халатах, в дырявых тапках. И никого это не смущало. Когда я поведала ей о том, что произошло, она сказала только:
– Это случилось бы рано или поздно.
– Но могло и не случиться, если бы не они! – вытаращилась на нее я.
Она широко зевнула и добавила:
– Тебе был нужен только повод. Ты устала уже давно, – и налила мне чаю.
Я стала спорить с ней, пытаясь убедить ее, что она не права, что она не слышала того, что сказала мне Даша. Никто не слышал, только я. Я говорила о том, как ужасно, когда дети врываются в комнату, где ты занимаешься сексом с любимым мужчиной, и просят так не орать. Что они выплевывают зубную пасту и не смывают ее с раковины, а я потом должна все это оттирать. Как жестоко оставлять меня дома одну долгими зимними вечерами, а самому пропадать на объектах.
– Да, да-да, семейная жизнь – не сахар, – усмехнулась подруга.
Нет, она меня не понимала. Я сама себя не понимала, и того, что творится со мной, тоже. Вроде бы я не страдала, но только потеряла какой-то неуловимый вкус к жизни, который всегда у меня был. Вот уже месяц или даже больше я мечтала о том, что бы я сделала, если бы у меня выдался свободный день. Куда бы я пошла, с кем бы встретилась, какие вечеринки бы посетила. Но ничего не хотелось, совсем ничего. Только забиться под одеяло и спать. Я объясняла это тем, что была зима, стояли жуткие холода. Столбик термометра опустился ниже двадцати градусов, у меня сохла кожа, не хватало витамина Д. Зима кончится, все пройдет, и я снова буду весела и непринужденна.
– А почему ты здесь, что домой-то не идешь? – спросил Сашка, чтобы снять возникшее напряжение.
– Так там же жильцы. Я предупредила их, но должен кончиться арендный месяц. Так что придется таскаться по чужим углам еще две недели, до двадцать пятого числа, – пояснила я.