– Езжайте так, – посоветовала Машка. – Лаура говорит, там все в этом смысле очень демократично. Можно взять в аренду машину и кататься, пока не надоест. Останавливаться в маленьких пиццериях.
– Поедем так, – согласился Белкин, уставший от споров.
– Но ведь твоя Лаура там никогда не была! – уточнила Олеся. – Она машину-то сама хоть водит?
– Она не была, но знает буквально все. Она же помешана на ней, на этой Италии.
– Вот ведь странно. Она помешана, а я туда на самом деле не слишком-то даже и хочу. Мне бы вполне подошла и Франция. Или вообще Новая Зеландия. Или в пансионат какой-нибудь под Питером – все едино. Но я поеду, а она нет. Почему? Что ей мешает? Это же так легко! И не так уж дорого.
– Даже не знаю, что тебе сказать. Похоже, все самое вкусное достается тем, кто не слишком-то голоден. А вы в Венеции будете?
– Белкин сказал – пройдем всю Италию насквозь. А я так устала от бесконечных разъездов. – Олеся вздохнула.
Жизнь, которая неожиданно обрушилась на нее, была совсем другой. Но она-то осталась прежней. И она никак не могла справиться с некоторой настороженностью, общей бдительностью. Верить в простые чудеса было очень непросто.
– Как я тебе завидую, – вздыхала Машка. – А Катерина с вами едет?
– Ну да. Конечно, самое классное для медового месяца – взять с собой парочку тинейджеров. И носиться с ними, как бы чего не вышло. А потом ловить их и оттаскивать от жарких горячих итальянских мужчин. Зачем нам проблемы? Нам в поездке проблем не надо. Тем более что Катерину ее папаша везет в Германию, так что теоретически мы будем недалеко.
– Какие у них отношения?
– Да какие отношения? Отличные у них отношения. Она ему в рот смотрит, он ей покупает мороженое. Это он мне – бывший муж, ей-то он – отец. Так что у нас идиллия. Главное, нам случайно не встретиться на дорогах Смоленщины. Итальянщины то есть.
– Ну, поцелуй ее от меня.
– Кого его? Белкина? – не расслышала Олеська. Связь между городами была так себе. – Обязательно поцелую. Именно так и скажу: это тебе от Машки. Как именно его поцеловать?
– Катюху поцелуй, вредная женщина. Блин, как же твоему Белкину повезло! – Машка, как всегда, излучала тепло. Она была как восторженный щенок. Впрочем, не такой уж и щенок. Олеся видела фотографии, огромные, выполненные в теплых тонах постеры, от которых не хотелось отводить глаз. Она уже сказала, что ее квартира в Питере вся будет в этой Машкиной «Настоящей любви». Как талисман. А что? И это не было актом доброй дружеской воли. Что-то было в этих работах… что-то такое удалось Машке зацепить краешком, еле уловимым бликом, игрой света и тени, что-то, что приоткрывало конкретный смысл отдельно взятой целой жизни, скрытой в изгибах губ, в морщинах, улыбках и взглядах, в лицах всех этих людей. И самой Олеси тоже. Ее лицо тоже было на одном постере, и то, как Женя Белкин смотрел на нее, когда они стояли друг напротив друга в пустой комнате, около большого старого окна, – она никогда не думала, что на нее могут так смотреть. И что у нее самой может быть такое лицо. Какой-то непонятно откуда взявшийся внутренний свет. Или это свет от Машкиного зонтика и лампы?
А потом они поехали в Италию. Сияющий, обжигающий ярким солнцем Милан обещал безоблачное счастье, полное сочных фруктов, белой моцареллы и ярко-зеленого салата. Но реальность оказалась немного другой. Олесю тошнило на пароме около Милана, ее рвало в прекрасной Венеции от одного вида фирменного местного тирамису, ее выворачивало наизнанку от болоньезе в Болонье. Купаться в Римини Олеся тоже не хотела. Полюбопытствовала, как Белкин относится к женщинам, которых выворачивает на море, на пляже, по дороге на пляж.
Белкин извелся, пытаясь найти для нее какое-нибудь подходящее средство от отравления. Но ее выворачивало и от этого средства. В общем, культурная программа была сорвана. Кульминацией стала их посиделка в одном маленьком местном баре в Риме. Они пришли туда выпить по стаканчику пива, причем бар был совершенно пуст, они там были одни, но на всех столах и стульях у барной стойки имелись таблички «зарезервировано». Они заняли два последних места у кассы, да и то, кажется, просто случайно успели туда упасть до того, как бармен – черноволосый и небритый, как и положено итальянцу, – успел положить таблички.
– А что происходит? – спросил Белкин после того, как бармен с хмурым видом продал им пива.
– Сейчас будет матч. «Рома» – «Лацио».
– Ага! – загорелся Белкин.
Олеся поняла, что из бара теперь не уйти. В течение получаса бар наводнили красивые черноволосые мужчины разных возрастов. Они здоровались, пожимали друг другу руки и хлопали по плечам. На Белкина они косились, Олеся их смущала своим нездоровым цветом лица. Но – Европа – никто ничего не сказал. Так и прошла вся игра. Белкин кричал что-то, болел за «Рому», раз уж они находились в Риме, и уже сдружился с барменом. Олеся тихо качалась, с трудом (и не каждый раз) справляясь с приступом тошноты. Когда она в очередной раз выползла из туалета, злая на весь мир, Белкин сказал:
– Проиграли.
– Кто?
– Наши проиграли.
– А кто наши? – хмыкнула Олеся.
– Ну, «Рома».
– Так они у тебя потому и проиграли, что ты за них болел.
– Это почему? – нахмурился Белкин.
– Да потому что, за кого бы ни болели русские, их команда всегда проиграет. Лучше бы ты за «Лацио» болел, раз уж притащил меня сюда. Не испортил бы людям праздник. Давай, Белкин, вези меня домой. Плохо мне.
– Сейчас, конечно. Сказала бы, ушли бы раньше, – Белкин был огорчен. Конечно, не могли они уйти раньше. Видел бы Белкин свое лицо. Олеся смотрела и думала, как он все-таки по-детски прекрасен. Большой добрый медведь.
Из бара уныло расползались по домам местные мужчины. Парочка по-боевому раскрашенных девушек тоже понуро плелись, уже не надеясь на знакомство. Итальянские мужчины могут потерять голову и влюбиться, только если их команда выиграла. Сегодня был не тот день, чтобы искать себе мужа в баре. На самом деле сегодня был день Олеси. Они зашли в аптеку, купили термометр и что-то итальянское от желудка.
– Хочу домой. Устала я от этого рая. Хочу домой, цитрамон и смекту.
– Слушай, что за Италия? Даже этот градусник ни черта не работает, – возмущался он, сидя в уютном номере, в гостинице неподалеку от Ватикана, в Риме. – Показывает, что у тебя тридцать пять и восемь.
– Мне, видимо, Италия не подходит.
– Может, ты беременна? – высказал крамольную мысль Белкин.
– Беременна? Ха! – расхохоталась Олеся. – В моем-то возрасте. А это вообще возможно?
– А какой у тебя возраст? Вот у меня – да, возраст. А у тебя как раз все нормально. Сколько тебе? Тридцать?
– Белкин, не заставляй меня тебя убивать. Что ж ты такое спрашиваешь? Ой. Что ж это такое! – Олеся снова поскакала в высококомфортабельную уборную, а Белкин – снова – в аптеку. Через час они с ним озадаченно смотрели на целых три теста с двумя (в сумме с шестью) полосками.