– Где же он будет работать? – с ноткой растерянности осмотрела Лайонов твидовый пиджак на футболку и джинсы мама. Тут мне пришлось открыть ей главное.
– Он работает в Вашингтоне.
– И? – отказалась понимать мама.
– И все! – отказалась разъяснять я. Над праздничным столом повисла унылая пауза.
– Ты что, хочешь сказать что вы будете жить в Америке? – вдруг озвучил мои страхи папа.
– Yes, America. Washington. We are fly away to 20 January, – неожиданно врубился в смысл речей и взял инициативу в свои руки Лайон.
– Когда-когда! – заорала мама. – Двадцатого января? Прямо через месяц? И почему, черт возьми, я ничего об этом не знаю? Ты никуда не поедешь! Я запрещаю! Это идиотизм. Ты там пропадешь. Откуда только ты откопала этого Лайона?
– Я его не откапывала, – попыталась встрять я. Но на самом деле я вдруг стала тешить себя бездумной надежной, что моя мама силой своего бронебойного характера расставит все по местам и отправит Лайона в Штаты одного. А меня накажет, посадит на цепь и примется кормить манной кашей, приводя в чувство.
– Сама бы ты никогда не додумалась выкинуть такое! – утвердила меня в надежде мама. Но тут Лайон встал из-за стола и спокойно вышел куда-то, пробормотав только сорри.
– Куда это он? – испуганно спросил папа. Минут через десять Лайон так же спокойно вернулся к нам, составил в одну сторону стола все чашки – тарелки и стал раскладывать перед мамой пасьянс из моего свидетельства о браке, паспорта и загранпаспорта. А также фотографии, где мы целуемся и мои письма.
– И что? – растерянно шептала мама. Лайон улыбнулся и взял меня за руку.
– It’s wedding-ring, are you see?
– Что он говорит, – переспросила мама, разглядывая сияющий на моем пальце бриллиант.
– Это обручальное кольцо. А это свадебные кольца, – пояснила я его жестикуляцию. – А это наши билеты на самолет. Очень дорогие.
– We are fly away to 20 January. It is impossible to change, – уверенно и спокойно пояснил он. Затем он взял меня за талию, притянул к себе и сказал четко и размеренно, – она мой жена. Wife. For ever. Навсегда.
– Что ж это такое? – слабо вскрикнула мама и стала растирать папе грудь в районе сердца. Я стояла как парализованная. Навсегда? Как это? Я не готова! Я не планировала. Я не хочу! Не может быть! Однако, час за часом, в реальность этого безумия поверили даже мои родители. Мама всплакнула, выпила водочки, полистала мои детские альбомы, но потом встряхнулась и потянулась за разговорником. Через час они с Лайоном чудно любили друг друга. Лайон обещал маме заботиться обо мне по всей строгости закона, а она, коряво поясняя свою скудную лексику жестами, давала ему инструкции по наиболее оптимальной эксплуатации меня в хозяйстве. Лайон с пониманием кивал и даже что-то записывал.
– Не давайте ей много мороженого, оно ей вредно. И мандарины. У нее в детстве была ужасная аллергия.
– Allergy? – с интересом уточнял он.
– Да-да. И следите, чтобы она высыпалась. Она способна смотреть телевизор хоть до утра.
– Мама, ну что ты такое говоришь? – возмущалась я.
– Помолчи, – отрезала мама. Потом она прикинула и решила, что раз я через месяц уеду из удобоваримой зоны доступа, то, пожалуй, этот месяц она проведет со мной. Лайон радушно согласился, ему было все равно. Он ждал только визы и отлета, на остальное ему было плевать. Лишь бы по ночам он мог прижимать меня к себе собственническими руками. Холодными руками.
Мама его одобрила. Уровень его доходов, взгляды на жизнь и семейная история устроили ее. Она решила, что вполне готова доверить меня в его заботливые американские руки. После того как они душевно и по-родственному отпраздновали Новый Год русского разлива, их отношения стали окончательно гармоничными.
– Благословляю, – прослезилась мама. Я поняла, что теперь ничто не спасет меня от расплаты за грехи мои тяжкие. Даже гороскоп льстиво пообещал мне «удачных перемен, связанных со сменой места жительства». Девятого января усталый консул с красивыми голубыми глазами задал мне несколько вопросов относительно качества и силы моей любви к мистеру Виллеру. Я поклялась в огромном чувстве, показала письма, которыми мы обменивались с июня, показала фотографии и прочий компромат. Консул вздохнул, пробормотал что-то себе под нос да и дал мне визу.
– Дал? Правда? – не верили подружки на моей работе. Бывшей работе, поскольку вихрь, который нес меня неведомо куда, не оставлял мне времени для какой-то смешной (как сказал Лайон) работы.
– Ага, – загрустила я.
– Вот повезло! – хором восхитились все вокруг. – Неужели ты улетаешь?
– Улетаю, – уныло кивнула я и оглянулась. Непонятно, зачем, но я все-таки бездумно искала и надеялась увидеть Полянского. Даже его имя мне было больно произносить. Даже про себя. Но, несмотря на это, я бы хотела попрощаться. Хоть слово. Хоть взгляд.
– Ну и молодец. У нас тут совершенно нечего ловить, – вдумчиво произнесла Таня Дронова. – Может, и мне там кого-нибудь подберешь.
– Обязательно, – пообещала я. – Наливай. Все-таки в последний раз сидим. Может быть.
– Не вопрос, – кивнула Таня и налила. Через час я поняла, что Полянского мне не видать. Не ходит он больше теми же коридорами, что и я. Я заплакала.
– Ты чего ревешь? – затрясла меня за плечи Римма. – Уезжать не хочешь? Или чего? Ты только подумай, какая жизнь тебя ждет! Свой дом. Деньги. Магазины. Шмотки сколько хочешь. Машину научишься водить.
– Я? – удивилась я. Признаться, я совершенно не думала о том, что буду делать, когда улечу. – Слушай, а ты не видела Полянского?
– Полянского? – подозрительно переспросила Римма, но мне было не до корректности.
– Да. Полянского. Он тут появляется? Обо мне не спрашивает?
– Да выкинь ты его из головы! – посоветовала мне Лиля. – Таких у тебя еще десяток наберется.
– А все-таки? – настаивала я. Римма молчала, избегая моего взгляда. – Говори!
– Он появляется. И спрашивает. Но это не важно.
– Как это, не важно? – заволновалась я. – Он обо мне спрашивает? Может, он меня простил?
– За что простил? – возмутилась Римма. Но я лихорадочно соображала, что мне делать. Если есть шанс, что я смогу помириться с Ильей, я ни за что не могу ехать. Надо продать все, что у меня есть и вернуть Лайону затраченные деньги. Хотя что у меня есть? Только и всего, что его же бриллиантовое кольцо и поддельное колье Полянского. Ну и ничего. Займу, потом отдам. Надо поговорить с Ильей.
– Мне надо поговорить с Ильей! – засуетилась я. – Как бы его найти. У вас ни у кого нет его телефона?
– Не надо тебе с ним говорить, – тяжело вздохнула Анечке.
– Почему? – отказалась понимать я.
– Они с Селивановой встречаются. Уже с месяц, наверное. Как ты замуж вышла, так она его и утешила.