Я любила работать на Рождественском бульваре. Маленький уютный офис, соседи – туристическое агентство, девчонки, с которыми всегда можно было поболтать и выпить чайку. Кухня, на которой разрешали курить. Из окна на кухне открывался вид на милый московский двор. Я обзавелась компьютером, факсом, столом… правда, офис, несмотря на микроскопический размер, все равно казался пустоватым и бедным. Но – кризис. Никто ничего другого и не ждал. Я работала, то есть теперь могла играть в сапера или раскладывать пасьянс-косынку на правах босса хоть весь день. Телефон звонил редко, сделки тоже случались нечасто, так что брезговать не приходилось ничем. Однажды, где-то в середине августа девяносто девятого года, я подписала договор на продажу двушки на первом этаже панельной девятиэтажки на улице Шоссейная. Квартира была в ужасном состоянии, и мы, конечно, решили делать большой-большой демпинг. Но время было такое, что даже за небольшие деньги продать квартиру было не так уж просто. В общем, оптимизма было мало, реклама выходила, квартиру даже не смотрели. Пока однажды… мне не позвонили и не сказали, что ищут очень дешевую квартиру. В голосе звонившего мужчины отчетливо слышался сильный акцент. Да и вообще он изъяснялся с трудом, словно совсем не знал языка.
– Вы прадаете квартиру на Шассейной? – спросил мужчина, назову его условно «кавказец».
– Продаем, – без энтузиазма ответила я. Всем известно, что кавказцы, как и цыгане, таджики и т. д., квартиры покупают редко, все больше снимают. И от их звонков ждать чего-то хорошего не стоит. Скорее всего, будет включено какое-нибудь мошенничество или кидалово. Как all inclusive в турецких отелях. Тем не менее я продолжала. Зря, зря.
– А пасматрэть (пассматрэть) квартиру можна? – вкрадчиво, но неуверенно спросил мужчина.
– Даже не знаю, – ответила я, понимая, что попала в «безвыходное положение», как Винни-Пух. Отказать – расовая дискриминация на стадии разговора по телефону, между прочим, наказуемая вещь. Согласиться? Еще хуже. И что скажут клиенты.
– В смысле? – удивился кавказец.
Я вздохнула.
– Оставьте ваш телефон, я вам перезвоню, – сказала я и записала его номер.
Ситуация была неудобная. Хуже, как мне казалось, некуда. Сделать вид, что потеряла номер? Так кавказец не поленится перезвонить. Я уже решила было позвонить ему и сказать, что квартиры нет больше в продаже, но вовремя остановилась. Ведь такое вранье легко открывается: достаточно другому человеку набрать мой номер и задать вопрос – и все, у меня проблемы. С кавказцами. Зачем они мне нужны?
Я подумала и набрала своего клиента: так, мол и так, сказала я. Кавказцы.
– Ну… и что? – легкомысленно отреагировал клиент.
– Вы бы не возражали? – удивилась я. – Обычно все возражают.
– Я бы возражал, если бы они без денег пришли на сделку. А вы же говорили, что с этой точки зрения я защищен. Депозитарий, банк, все такое.
– Да, да. Все продумано, но… – сомневалась я.
– У нас же вообще нет других покупателей, – добавил клиент, развязывая мне руки.
Вечером того же дня кавказец был послан на просмотр квартиры, и она, видимо, его полностью устроила. Он, как предполагалось, именно такую и искал. С грибком на стене, с отваливающимися стенами и пьющими соседями. Такое чудо по цене хорошего джипа – что может быть лучше. Мечта! Через два дня кавказец сидел у меня в офисе на Рождественском бульваре со своей мамой, женщиной лет шестидесяти пяти, а также, на всякий случай, с двумя своими братьями.
– Можно ваш паспорт? – спросила я у мамы, так как именно она официально являлась моей покупательницей.
– Она па-русски не гаварыт, – пояснил кавказец. – Я буду ей пэрэвадить, – и добавил что-то сумбурное, после чего мама, Яза Джамилевна Багаева, протянула мне паспорт.
– Вы знаете условия сделки? – спросила я, приступая к заполнению авансового соглашения.
– Зинаем, – заверил меня кавказец.
Я же с ужасом изучала паспорт Язы Джамилевны. Судя по этому документу, она была гражданкой Российской Федерации, зарегистрирована по постоянному месту жительства была в Чечне. Замужем не состояла, но имела восьмерых детей, из которых трое сидели в моей тесной каморке.
– Мы принимаем аванс, но это еще ничего не значит, – сказала я угрожающим голосом. Мне было страшно, я прямо так и видела, что лезу во что-то несусветное. Однако клиент ничего против этой сделки не имел, и я просто не знала, как от этого всего отказаться. Да, чеченцы, да, уже тогда от этого слова многие приходили в ужас. Но ведь они же такие же граждане, что я могу им сказать? Я не придумала ничего и, таким образом, где-то третьего сентября девяносто девятого года приняла этот аванс. По бумагам, я могла его вернуть в любой момент. Так делали все и всегда, во всех риелторских агентствах. Риелтор не может отвечать за действия продавцов. Если клиенты передумают, мы обязаны вернуть деньги. В однократном размере. Да, это не совсем нормально. Ведь если передумают покупатели, они с авансом прощаются навсегда. Да, наш закон предусматривает двустороннюю ответственность, и если делать полностью по закону, то ЗАДАТОК должен принимать сам продавец и, в случае, если он передумает, возвращать его в двойном размере. Но на деле АВАНС принимает риелтор и возвращает его в том же объеме, что и принял. Это называется «обычай делового оборота».
И вот в соответствии с обычаем делового оборота я приняла аванс в размере, кажется, трех тысяч долларов. Как я уже сказала, где-то третьего сентября. А восьмого сентября в 23 часа 59 минут в жилом доме номер 19 по улице Гурьянова прогремел взрыв. Это был первый теракт, столь крупный и столь беспредельно шокирующий, что на несколько дней вся нормальная жизнь в Москве была полностью парализована. Вся страна припала к телевизору. Мы следили за раскопками так, словно это нас самих засыпало и раздавило обломками стен многострадального дома. Паника серой пылью от разрушенного бетона пропитала все умы, сердца и души, и ни один житель города больше не мог чувствовать себя в безопасности.
– Чеченский след, – раздавалось на улицах тут и там. Люди ходили хмурые и подавленные, никто не знал, как жить дальше. Как вообще можно такое пережить! А я, сидя в офисе, обхватив голову ладонями, с леденящим душу ужасом вдруг осознала, что прямо сейчас продаю квартиру в том же районе, практически в том же квадрате и кому – людям, которые, возможно, отвечают за то, что произошло со всеми нами. Возможно, что и нет, но сочетание обстоятельств пугало меня до невозможности. Ведь они покупали по дешевке квартиру в панельном доме, на первом этаже, в середине дома. А что, если! Эта мысль не давала мне уснуть.
– Таня, мы не можем продать им квартиру, – позвонил мне клиент. Голос его дрожал от возмущения и ужаса.
– Это правильно. Это правильно, – кивнула я, думая, что, по крайней мере, теперь принимать греха на душу мне не придется. Хорошие люди или нет были рождены Язой Багаевой – я выяснять на практике не собиралась. Мне хотелось одного: выйти из этого дела поскорее и забыть о нем. Я допускала, что моя покупательница – прекрасная женщина и дети ее – порядочные люди. И, возможно, что они просто хотели купить дешевую квартиру, чтобы закрепиться в большом городе. Откуда у простой чеченской семьи такие деньги, когда кругом кризис неплатежей, разорение и нищета, – я не знала. И не хотела думать. Я просто набрала номер кавказца и, когда он ответил, сказала: