— Поплачь, солнышко, поплачь! — говорил он, поглаживая ее большой, широкой, теплой ладонью по голове, прижимая второй рукой к себе за плечи.
Ника чувствовала, как горячие, крупные капли его слез падают ей на волосы, а рядом стоял пес, тихо поскуливая от их общей печали, и успокаивающе лизал ей ногу.
— Ну, пойдем в дом, — сказал дедушка, вытирая слезы, сначала свои, а потом и ее.
Она не могла его отпустить, как будто боялась, что стоит отпустить, и он исчезнет, и крепко держалась одной рукой за его рубашку, второй ухватившись за руку, обнимающую ее за плечи.
Так они и вошли в дом.
— Почему он на меня не рычит? — спросила она, чтобы как-то успокоиться.
Они прошли в кухню — просторную, светлую, большую и очень уютную. Правда, Ника почти ничего не видела вокруг, во все глаза рассматривая деда.
— Он тебя знает. Кирюша привозила твои вещи и кассеты с твоим голосом. Он очень умный и знает, кто ты, он тебя все время ждал — видишь, как радуется, не отходит от тебя!
— А почему Апельсин?
Дедушка усмехнулся:
— Я его когда в питомнике собачьем брал, там было много щенят, все пищат, суетятся, а он сел, смотрит на меня и улыбается, как будто знал, что за ним я и приехал. И шерсть у него была с оранжевым отливом, вот и стал Апельсином — оранжевый и веселый.
— Вчера было девять дней бабуле, — сказала Ника и расплакалась сильнее прежнего.
Она плакала долго, пока совсем не осталось ни слез, ни сил. Дедушка сидел рядом с ней, на диване в гостиной, где повсюду стояли и висели фотографии Ники в разном возрасте, ее папы и мамы, он обнимал ее, вытирал горькие слезы, давая ей возможность выплакаться у него на плече, ничего не говоря.
Вероника уснула там же на диване, совсем обессилев от рыданий, а на следующий день уехала, толком не осмотрев дом и участок. Не до того ей было, она все что-то рассказывала дедушке и не могла наговориться с ним, и руку его отпустить не могла никак, держалась, как потерянный и счастливо найденный ребенок, боявшийся потеряться снова.
Она уехала, пообещав, что переделает все дела и приедет к нему на сороковины бабули. Раньше никак не получалось. У нее накопилось много работы, которую она запустила из-за смерти бабушки, и надо было оформить кучу документов и поставить памятник на могилку Сонечке, о котором Ника уже договорилась. Ей хотелось сделать все-все дела, взять небольшой отпуск и пожить с дедушкой.
— Ты не спеши, — сказал на прощание дедушка, — разберись со всем, чтобы никаких недоделанных дел не осталось, и приезжай.
Но она не смогла приехать даже на сороковой день.
— Да! — сказал Стечкин. — «Санта-Барбара» отдыхает!
Они все, не перебивая, внимательно ее слушали. Ника рассказывала подробно, упустив только разговор о замужестве и некоторые моменты, касающиеся только их с бабулей.
— Ваша бабушка права, в нашей стране столько трагедий и поломанных судеб, что Мексике с ее сериалами и не снилось! — заметила Ната.
— Вы так до него и не доехали, — вздохнула сочувствующе Дина.
— Я сегодня поеду, — успокоила ее и себя Ника.
— Да никуда мы вас не отпустим! — возмутилась Ната. — Ночь на дворе!
Действительно, пока Ника рассказывала, наступили сумерки, стало ощутимо прохладно.
— Идемте в дом, холодно. Камин растопим, — предложила Ната.
— К вашему дедушке мы поедем завтра вместе. Думаю, что он может знать об этом наследстве, — сказал Кнуров приказным тоном.
— Значит ли это, что вы беретесь за мое дело? — ровно спросила Ника.
— Да.
— И сколько это будет стоить?
— А это зависит от того, как глубоко мы во все это вляпаемся и чего нам будет стоить из этого вылезти.
— То есть точную сумму вы назвать не можете?
— Даже приблизительную. Сначала мне надо поговорить с вашим дедом, покопаться в архиве и понять, в каком направлении двигаться.
Ника кивнула, помолчала и поднялась из-за стола, предложив Наталье помощь в уборке.
— Да что вы, Вероника, не надо, мы сами быстро справимся! Идите в дом, погрейтесь.
Ника послушно пошла в дом. Ей было не до рассматривания архитектуры и интерьера, она так устала, что еле передвигала ноги. Найдя в большой красивой гостиной с камином стоящее в дальнем углу кресло, она скинула туфли и, удобно устроившись на нем, подогнув под себя ноги, мгновенно уснула.
— А девушка-то спит, — сказал Антон, когда они с Натой зашли в комнату.
— Пойду постелю ей в угловой спальне.
— Давай. — Он чмокнул жену в макушку.
Ракетка рассекала воздух, издавая свистящий звук. В удар по мячу он вкладывал всю силу своей злости, ускоряя и ускоряя темп игры.
Замах — удар, замах — удар.
Как это могло случиться? Как эта овца решилась сбежать? Почему он не предусмотрел такую возможность?!
Они просматривали всю ее квартиру, прослушивали телефон и каждый шорох в доме. Как она смогла выйти так, что они не услышали и не увидели?
Прокол, это очень серьезный прокол!
Замах — удар, замах — удар.
Вот тебе и тихая сиротка. Черт, теперь придется начинать все сначала! Она единственная зацепка, единственная ниточка. Конечно, они могли сами поговорить со всеми подругами и знакомыми ее бабки, но это куча оперативного времени. Да и девчонке они скорее что-то расскажут, и главное — добровольно.
Нет, ну какова сука!
Как только он узнал, что она наследница, она стала нежильцом на этом свете, но теперь сама подписала себе не самый безболезненный и простой смертный приговор с пытками.
«Кишки на кулак намотаю! Сам, лично!»
Замах, удар!
Гейм. Сет. Матч.
Он подошел к сетке пожать руку противнику.
— Ну, ты меня уделал сегодня, — протягивая руку для рукопожатия, сказал соперник.
— Настроение такое, — ответил он, пожимая ему руку.
Он кинул ракетку на скамью и, взяв полотенце, вытер пот с лица.
«Ее надо найти как можно быстрее. Надо начать с ее подруги, но осторожно, мягко, у нее крутой и, что самое поганое, любящий братец. Если с девчонкой что-то произойдет, он начнет копать, и есть мизерный шанс, что может выйти на меня. Давать даже такой шанс я никому не намерен».
Что-то он упустил.
Да не что-то, а целых два момента! Первое — недооценил, не просчитал ее характер, поторопился, думал, она полностью под контролем!
Второе — куда она могла отправиться? Это должно быть надежное место и надежные люди. Ведь ей надо не просто отсидеться, ей надо надолго залечь либо начать действовать.