– А ты не мог бы как-то помягче определения подбирать? – злилась Катька.
– Помягче – это, Кошка, к психиатру, за большие деньги, он тебе постелет за гонорар, как попросишь.
Ну, прав, прав, но ведь неприятно! Тим подсластил:
– Уверен, твой Бойцов мучается не меньше тебя. Он еще объявится.
– Не надо, – попросила не у Тимофея Катерина.
О соседе, с которым все и навсегда кончено, не давали забывать его настырная неугомонная дочь и преданная Валентина. Сонька, дрянь такая, как-то умудрилась перейти с официального «вы», и «Катерина Анатольевна» на панибратское «ты» и «Катерина». И все свободное время торчала где-то рядом, сдружившись с Тимофеем. То они, видите ли, после Сониной работы шли вдвоем в парк, то в кино, то по Москве гуляли, не прекращая попыток вытащить с собой и Катерину в ее свободное время.
Иногда им это удавалось. А там и Валентина присоединялась со снедью для пикника, когда они шли в парк, брали с собой подстилки, валялись на траве, болтали, смеялись, играли в карты, катались по пруду на лодке!
Замечательно отдыхали, когда Катя могла себе это позволить.
Но! Соня по делу и без оного не упускала случая вспоминать папеньку любимого.
О-хо-хо! Вот оно ей надо, Катерине Анатольевне? И какую цель преследовало неугомонное дитя, расхваливая отца?
Все! Катерине надоело! И она написала заявление на отпуск, обозначив числом старт иного способа борьбы с дурными мыслями, хандрой и тоской по несостоявшемуся.
И приступила к активному выбору, куда поехать. Не в Москве же сидеть!
Решила за дальние границы пока не соваться, тем паче и загранпаспорта не имела за недавней ненадобностью.
– Тим, поехали в Крым или Сочи, к морю! Я же никогда моря не видела!
– Крым, Катюха, это здорово! А море – так совсем замечательно! Только я с тобой не поеду.
– Та-а-ак! – растеряла радость Катя. – И?..
Что на их с Тимофеем языке значило «почему?».
– Через семь дней отбываю на службу.
– Так быстро?!
– Кать, десять дней, как я у тебя.
– Деся-ять? – обалдела Катерина. – Не может быть!
– Ты не заметила, – разъяснил Тимофей, – ты переживаешь свою первую любовь. Несостоявшуюся притом, как тебе кажется.
– Черт бы все побрал! Вот черт бы все побрал!! – возмущалась Катька. – Почему ты не встряхнул меня хорошенько? А? Надо было уехать вдвоем, эти чертовы десять дней назад!
– Ну, во-первых, ты не смогла бы уехать, пока своих пациентов не выписала, не бросила бы их, а во-вторых, мы друг другу на отдыхе помеха. Я буду барышень снимать для сексу курортного, тебя мужики клеить, а это дело компанию не любит.
– Злой ты, Тим! – остыла сразу Катерина.
– Уж да уж! – выдал фирменную улыбку Тимофей. – Идея про Крым мне нравится, давай собирайся, санаторий дорогой присмотри, шмоток новых понакупай, купальник – и вперед! Доводить отдыхающих мужиков до эротического коллапса!
– Поеду! – твердо пообещала Катерина. – Вот те крест, поеду!
Еще бы она не поехала! Соня, к постоянному присутствию которой Катерина уже привыкла, и полюбила девчонку, и радовалась ее юмору, язвительности, громкому смеху, через три дня улетала в Лондон к маме, Тимофей через семь на службу. Страх остаться одной и прислушиваться к жизни в верхней квартире, зная, что он там, мелким бесом вселился в нее и пугал до мурашек.
Чур меня! В Крым!!
А Кириллу и стараться не надо было, чтобы загрузить себя работой. Лето, сезон строительный, грузи – не хочу! Да так, что и продохнуть некогда, не то что думать о чем постороннем.
То есть о посторонней Катерине Воронцовой!
Все передумано, решено, постановлено, принято к исполнению, а для отпущения вины еще и брату ее разъяснено подробнейшим образом.
Точка своим почерком!
Только…
Он же каждый вечер, скорее ночью возвращался домой, зная, чувствуя ее там, этажом ниже. И каждое утро общался с бескомпромиссной, мало признающей тактичность в разговорах с ним дочерью и ставшей вражеским лазутчиком Валентиной, наперебой рассказывавших о делах и жизни Катерины!
И засыпал, думая совсем не о работе, и бултыхался в изматывающих снах, порой эротических, и просыпался в поту и полной боевой готовности, тоже не в адрес работы!
Но он справлялся. Как мог. Значит, хорошо – уговаривал себя Бойцов.
Он всегда со всем справлялся хорошо. Умел!
Сумеет и в этот раз. А не такой уж и раз.
«Что ты хочешь? – спрашивал себя со всей суровостью и серьезностью Бойцов. – Жить вместе с ней? Нет! Заняться любовью еще и еще? О да! Это да! Но вместе жить – нет! Тогда какого хрена ты тут страдания душевные развел?!»
В таких вот вариациях по нескольку раз в день беседовал с собой Кирилл Степанович.
Однажды ночью за одним из подобных размышлений, запиваемых холодным зеленым чаем, таким же неприятным, как и мысли, его застукала в кухне Соня.
– Привет, папуль, чего не спишь?
Подошла, обняла за шею, чмокнула в щеку.
– Не спится, – размяк Кирилл.
– Ты не спишь, Катерина внизу не спит, не спали бы вместе, чего проще!
– Софья! – отстранив дочь от себя, строгим отцовским голосом воспитывал Бойцов. – Что за разговоры?
– А что такого? – не устрашилась дочь отцовского гнева. – Вы оба непонятно что переживаете, или тебе кажется, что никто ничего не замечает?
– Я не знаю, что переживает Катерина Анатольевна. Она просто наша соседка, а у меня есть дела поважнее, чем соседские переживания!
– Ой-ой-ой! – рубила правду-матку неубоявшаяся дочь. – А все вокруг идиоты, да? Катерина классная, и мне она очень нравится, и Максу понравится, а ты в нее влюблен, ясный перец!
– Что ты можешь понимать, Ватрушка! – решил перевести беседу в шутку Кирилл.
Ватрушкой он называл Соню маленькой, такая она была симпатичная, пухленькая кудряшка-блондинка, с розовыми щечками и всегда пахла ванилью. Ватрушечка!
– Даже очень многое понимаю!
– Соня, – решил объяснить ситуацию Бойцов в приемлемом для дочери варианте, как ему казалось. – Вы с Максом изводили любую женщину, возникавшую возле меня, а уж если я умудрялся познакомить ее с вами, не имея и намерения жениться, просто познакомить, то каждый раз это заканчивалось ее слезами и вашим триумфом! С чего вдруг ты взялась меня сватать?
– Потому что мы хотим, чтобы ты был счастлив, а не ходил по каким-то незнакомым теткам! Да и все эти женщины были не те, па! Вот где они? Ау! Барышни, вы где? Они все тебе были глубоко до лампочки, так, для сексу, и неинтересны ни тебе, ни нам! Ты что, специально о них вспоминаешь, разозлить меня?