И, напомнив себе про возраст, статус, правильное социальное поведение, прикладывая максимум умения контролировать себя, ситуации и других людей, он смог отодвинуться от нее внутренне чувствами, ощущениями, не намного, но вполне достаточно, чтобы сохранять нейтральный тон.
И вдруг эта засада с кладовкой и светом!
Он сразу понял – ну все, попал! Какой на хрен контроль?
Да никуда он ее просто так не отпустит! Никак не отпустит – ни просто, ни сложно – никак!
Ему так спокойно, легко и естественно было разговаривать с ней, рассказывать о себе, своей жизни, то, что и самому себе старался не говорить, и слушать ее с таким ощущением радости переполняющей! Голос, интонации, манеру изложения, насыщенную красками, юмором, – завораживаясь, очаровываясь!
Он прекрасно понимал, что их взаимная искренность обусловлена вовсе не разрешающей многое темнотой, а совсем иным – взаимным притяжением, странным возникшим глубоким доверием и еще, еще чем-то необъяснимым, бог знает!
А то, КАК они занимались любовью!!!
Ну, про это Захар вообще старался не вспоминать!
Он измучился за эту неделю без нее! Он хотел ее постоянно, с того момента, когда они одевались в темной комнате, хотел не только в постели, а всю – видеть, слышать, говорить, смеяться, чувствовать рядом! Почти не спал, а когда проваливался в сон, можно догадаться, кто и что ему снилось – темнота и ее горячее тело, плавящееся в его руках! Он только сегодня осознал, что сам себе устроил эти испытания-мучения, а заодно и ей, умудрившись обидеть Зинулю, не позвонив ни разу!
Что он такое придумал? Переклинило его, что ли?
Где-то в середине их сидения и разговоров в гардеробной Захар уже твердо знал, что купит квартиру, никому не отдаст эту комнату, наполненную их взаимным притяжением, эмоциями, желаниями и откровениями. И почему-то, простившись у подъезда с обеими дамами, решил, что приведет Зинаиду сюда, в полностью готовую для жизни, обставленную и упакованную всем необходимым квартиру. Только сюда!
Он чувствовал такую странную уверенность в правильности своего решения, того, что не хочет и не станет встречаться с ней ни у нее дома и ни в гостиничном номере, где временно проживал, – нет!
Странно, но для него оказалось очень важным, принципиальным первый раз в жизни привести желанную женщину в свой дом, в свое пространство!
Но почему он не звонил-то, а? Ну хорошо и даже похвально, в свой дом, но позвонить-то можно было!
Всю эту неделю он думал о Зинаиде постоянно, о них, о том, как у них случилось встретиться, думал, не переставая, параллельно с жизнью, обыденными делами, работой, просыпаясь и засыпая, и во сне думал!
И сам себе честно, без дураков и самообмана, признался – он напугался! Даже не так… скорее оторопел от неожиданности и стремительности, с которой обрушились на него чувства и желания такого накала! И напугался не до такой уж степени, чтобы отказаться от дальнейших встреч или запретить их себе, не до такой! Да и не смог бы он теперь отказаться от Зинаиды, как бы ни пытался!
Признаться себе, что его, как пацана, настигла любовь с первого взгляда, – ну, это нет! Это не из мужской области фантазий, уж извините!
Но что тогда?
Он любил Ирину, но их любовь возникла не фонтаном по голове. Встретились, хорошо друг друга зная, поженились. Основаны их чувства были на первичной взаимной влюбленности, совпадении жизней, взглядов, характеров, что со временем, постепенно переросло в глубокую любовь.
Спокойную, заметьте!
Наверное, это единственное, что он знал о любви.
Про секс, его разнообразие, про взаимное влечение и влюбленность знал многое и в большом объеме, как и положено нормальному сорокадвухлетнему мужику. И страсть сжигающую пережил, как болезнь мозга и ровно противоположного ему органа тела.
Страсть! О господи! Захар тогда мысленно перекрестился трижды, когда вынырнул из этого состояния, как наркоман, переживший ломку и излечившийся.
Это через год после развода случилось.
Ее звали Катерина, они случайно, как водится, встретились в общей компании, на шумном праздновании юбилея объединения, в котором работал тогда Захар. Она пришла туда парой, с мужчиной, с которым жила гражданским браком, а сбежала с вечера с Захаром. И понеслось!
Клочки по закоулочкам, факт!
Он практически завалил всю работу, ни есть, ни спать не мог, весь, с потрохами был в ней, в их отношениях, страстях безумных, существовать переставал как отдельная человеческая единица без нее!
Вот когда уж точно ему было глубоко пофиг, куда ее приводить и где встречаться для безумного секса – везде! Что они успешно и проделывали у него дома, у нее, в машине, в гостиницах, в парке на скамейках, в кабинке туалета в ресторане, в поезде – везде! Много и при любой возможности!
Месяца через два Катерина вдруг, причем резко и точно ни с того ни с сего, стала его ревновать, подозревать в чем-то, проверять. Сначала ему это даже нравилось, что-то вроде мужской извращенной самости – вот, дескать, как она меня любит!
Бурные скандалы с истериками, обвинениями, криками, киданием в него предметами, подвернувшимися под руку, последующее бурное примирение в постели – нравилось! Ну, еще бы!
Новый посыл, новый неохваченный пласт возможностей страстных, побольше перца в отношениях, в сексе примирительном и того интересней!
Но недолго нравилось.
Очень скоро скандалы приобрели устойчиво-истерическое, параноидальное направление. Катерина могла запросто прийти к нему на работу, ворваться в кабинет во время совещания и начать выяснение отношений. Поджидала после работы, следила, выясняла, с кем и где был, проверяла звонки на его сотовом, входящие и исходящие, сама звонила по сто раз на дню.
Захар напрягся, и даже самый замысловатый секс перестал спасать от неприятных мыслей.
Спасла командировка.
Он и уехал-то всего на неделю, но хватило. На расстоянии, без возможности встретиться в любой момент, под аккомпанемент ее постоянных звонков в любое время суток и разговоров в капризно-обличительном тоне, он вдруг как выскочил из какого морока, наваждения. Освободился от тяжелой зависимости.
И переоценил их отношения, подвергнув анализу, посмотрел по-другому, трезвым, не забубенным безумным постоянным желанием взглядом на себя, Катерину, на то, что между ними происходит.
И остыл! Вот в одно мгновение остыл!
А вернувшись из командировки, увидел то, чего не хотел видеть и не замечал, ослепленный желаниями. И то, что реальная Катя совсем не та женщина, которую он себе напридумывал, обуреваемый страстью: далеко не умная, невероятно, до шизофрении ревнивая, истеричная. И по сути, ничего, кроме большого затянувшегося траха, их не связывает, ничего!
Ей была совершенно неинтересна его жизнь, работа, про бывшую семью и сына она слышать не могла, а стоило заикнуться об этом или поговорить с Никиткой по телефону, закатывала истерику, родителей его не принимала и встречаться не хотела, а к деду он ее и сам не собирался возить.