Утром за завтраком Машка поняла, что хочет завтракать с ним всю жизнь! И засыпать, и просыпаться рядом с ним всю, какую Бог даст, свою жизнь, вот прямо отсюда и навсегда!
И загрустила. А никто не говорил о продолжении и тем паче о любви...
Погрустив между соком и кофе, Мария Владимировна Ковальская решила выкинуть все эти сю-сю из головы, чтобы ничто не мешало, омрачая, забирая радость момента.
Она счастлива здесь и сейчас!
Тем, что есть!
И тут он сказал: «У нас много времени впереди», и она замерла, мгновенно вспомнив про оставшиеся невостребованными жемчуга в бархотках.
С неистребимой мужской пренебрежительностью к таким деталям, как перемены настроения у дамы, когда он пребывает в благости и железобетонной уверенности, что все в полном порядке, Дима не заметил Машиных эмоций.
Он думал о том, что расскажет ей все: и как выстроилось дело, и каких потерь это стоило. Как сидели сутки полным составом — и они, и команды на кораблях, не выпуская калашей из рук, ожидая наезда конкурентов. Им надо было выстоять эти сутки, пока пройдут все документы и деньги, перекрывающие кому бы то ни было возможность захвата, и знали, что полезут, используя последний шанс для гоп-стопа российского бизнеса.
А утром, получив подтверждение, что выиграли, Петр Алексеевич, его партнер, друг и гений механики, взялся за поручень трапа, чтобы подняться, повернулся к Диме, улыбаясь:
— Все, мужики, победили!
Сказал и умер, не успев упасть.
Он ей расскажет! И как запил по-черному Лешка Демин, после того как их кинули. И деньги-то были не последние, а он сорвался, сломался и не вышел из штопора в самый трудный момент!
И Дима тащил на себе все, разрывая жилы, и пытался вытащить Лешку из беспробудного пьянства — и не смог, потерял и его! Нет, Лешка не умер — перестал быть.
И как он, Победный, остался один, прикрываемый сзади только плечом Осипа.
Он расскажет ей, как всеми правдами и неправдами, вывернувшись наизнанку, выиграл тендер на «жирные» перевозки, который по определению нельзя было выиграть из-за ранней его продажи еще до конкурса. А он выиграл, понимая, что после таких перевозок рванет наверх гигантскими шагами, получив старт совсем иного уровня.
И как за ним охотились до и после получения тендера, а Осип выводил, нюхом чуя засаду. Но если кто решил... Они, конечно, вляпались, проданные за большие деньги «кротом», и если б не Осип, то ничего уже не было бы, как и самого Димы, а парнишку-охранника убили.
Он расскажет ей, как Осип нашел «крота» и кто им оказался, после чего они с Осипом пили всю ночь от грязности предательства совсем близких, доверенных лиц, почти доверенных.
И... Ох, много чего еще расскажет. И она побудет с ним «там». Она обещала.
И у нее он все выспросит до мелочей про ее жизнь и работу. Ему надо, он без этих знаний теперь никуда!
Днем Маша взбунтовалась. Когда Диме один за одним трезвонили не переставая два сотовых и он что-то решал, отвечал, отдавал приказы, а потом и вовсе встал и ушел в кабинет, поцеловав Машу в щечку неосознанным извиняющимся поцелуем, находясь там, в работе, в решаемых вопросах.
И когда он вернулся, Маша сообщила о своих намерениях:
— Дим, я пойду!
— Мы это уже обсуждали! — начальственным тоном отрезал Дима. — Никуда я тебя не отпущу! Что тебе там делать в твоем пансионате?
— Процедуры! Мне прописали оздоровительный пансион! — возразила она тоном дамы из общества позапрошлого века, отдыхающей где-то на водах. — Дима, это смешно! Мне надо в ванную...
— Ты там уже была, — перебил он.
— А ты меня оттуда вытащил, я и десяти минут не побултыхалась!
— Ну, правильно, — нелогично заявил Победный и расплылся в довольной улыбке, вспомнив, как он ее оттуда вытащил.
— Дима! У тебя работа, у меня тоже! Мне надо электронную почту проверить, главы к учебнику дописать, в конце концов! У меня сроки! А я тут задвинула всю работу, моего редактора кондрашка хватит, если я не сдам вовремя!
— Сейчас кого-нибудь отправим, чтобы привезли твои вещи и ноутбук. Сиди здесь и работай! Выбирай любую комнату, хочешь, кабинет свой предоставлю?
— Хочу! — сказала капризно Машка и рассмеялась: — Дим, я же не в Африку, я вон через дорожку! Поплюхаюсь в ванночке, соберусь не спеша. Ну, чего ты!
— Ладно, — согласился Победный. — Час на сборы!
— Есть! — отсалютовала Машка.
Осип, присутствующий незаметно, наслаждался их спором, как музыкой: «У нас семейная перебранка! Слава тебе господи!»
И сплюнул на всякий случай через левое плечо. Как положено — три раза!
Чтоб не сглазить!
Мария Владимировна лежала в ванне, зачерпывала ладонями пену, сдувала с пальцев и никак не могла перестать улыбаться, всем телом, клетками, атомами в них ощущая себя новую, незнакомую, замирая от чувственных волн, прокатывающихся снизу вверх горячей кровью от воспоминаний, как у них все было! ,
Как у них все было!
— Мария Владимировна! — строго приказала она себе и, сводя на нет назидательный тон, хихикнула: — Давай вылезай, а то размечталась тут!
Она не разрешала себе думать о том, что впереди и есть ли это впереди. Да, Дмитрий Федорович Победный потребовал находиться возле него, но это могло означать что угодно — на день, на два, пока он на отдыхе, до завтрашнего обеда... А потом: «Ну, пока, Машка! Я позвоню, встретимся как-нибудь!»
Или у него там краля какая в Москве ждет-пождет. О том, что он не женат, Победный сообщил, когда они разговаривали в первую ночь:
— Ты знаешь, мы с тобой развелись одновременно, с разницей в пару дней, странное совпадение.
— Совпадений не бывает, Дима, как и случайностей!
— Это почему же? Вся жизнь состоит из случайностей, удачных и неудачных.
— Нет, — вздохнула Маша. — Древние говорили, что случай — это венец предшествующих событий, а глубоко верующие люди говорят: «Кто верит в случай, тот не верит в Бога». Я не верю в случай, у меня такая работа, вроде бы в ней все — случай: неожиданные открытия, находки, а на самом деле все — цепь закономерностей, если вдуматься и присмотреться повнимательнее.
— Машка, я начинаю подозревать, что ты не историк, а философ, и меня это пугает! Философствующие женщины — это такая тоска!
Историки — это тоже тоска! Они так уверены, что все знают, а я вот чем больше работаю и нахожу, тем больше убеждаюсь, что мы не знаем и десятой доли истины, и вполне вероятно, что не узнаем никогда.
— А говоришь — не философ!
«Все, всё, Маша! — одернула она себя построже. — Хватит вспоминать, так ты никогда не соберешься!»